Виталий Гладкий - Приключения-91 Страница 47

Неизвестные и хитрые механизмы работали здесь на ниве извлечения сверхприбылей, и освоить механизм дано было лишь американцам с их американским языком, воспитанием, образованием и опытом, а Борю угораздило родиться в Воронеже, прожить жизнь в Союзе, а здесь уже доживать, в труде добывая хлеб свой... А так не хотелось, ну не хотелось — и баста!

Не один Боря страдал этаким образом, но единострадальцы своей солидарностью успокоения не приносили.

— Я решал в министерстве вопросы, — ныл на Брайтоне один из них. — Я с премьером за руку... А тут? Таксистом вшивым устроиться не могу!

Этот страдалец, равно как Боря, был из вновь прибывших. А ветераны? С десятилетним, а то и с двадцатилетним стажем? Те говорили иное. Да, трудно, да, несладко, но надо перетерпеть.

И действительно, неплохо устроились многие ветераны. Свои магазины, кафе, рестораны, автомастерские и заправки... Их мир был миром сытых, иной средой, куда Борю и ему подобных не очень-то допускали, подобно тому, как в армии не допускают «старички» в свою компанию даже ближайший по сроку призыв, а уж что говорить о среде офицеров и генералов? Впрочем, генералы американской жизни на Брайтоне не появлялись, да и вообще в среде эмигрантов из СССР отсутствовали. Но миллионер на Брайтоне — не редкость, и почему бы миллионером не стать, как справедливо размышлял Боря, расправляя и убирая в бумажник три зеленых десятки, заработанные на переноске тяжестей с первого этажа на второй у соседа-кубинца.

Жил теперь Боря в Бронксе, в приличной его части, но тянулся в далекий Бруклин постоянно — там было общение, соотечественники. Тянулся к уютному Брайтону с его серой дощатой набережной, океаном, овощными лавчонками, грохочущим над домами сабвеем и вывесками на русском языке... Там, в американском Бронксе преобладала идеология покорного служения офисам и домашним очагам; здесь, в маленькой Одессе, перенесенной на берег Атлантики, витал дух некой романтики и мыслили категориями, Америке неизвестными. И звучало над океаном ностальгическое, но и задорное с порывами ветра из шального динамика:

Здесь нету моря Черного, но есть залив Гудзона,А вместо Дерибасовской по Брайтону пройдем,Здесь в магазинах ты найдешь от водки до лимона,Здесь также нет ОБХСС, но мы переживем...

Для жизни одессита все здесь создано природой,Здесь деловому человеку — сказочная даль,Здесь вместо Дюка Ришелье есть статуя Свободы,А вместо красной «Лондонской» здесь есть «Националь»...

Никакой сказочной дали в своей судьбе прагматичный Борис покуда не разглядел. Такси, мелкая халтура — от переноски тяжелых предметов до бетонирования дорожек на участках с частными домами в Бронксе, репетиторство математики со школьниками из русскоязычных семей — этим и ограничивалось. Вместе с тем зрели идеи масштабного свойства. К примеру, прилепился ариец Боря к синагоге как общественник. Люди в синагогу ходили разные, в том числе богатые старики и старушки, и Боря пытался втереться в доверие в надежде если не на наследство, то уж на полезный контакт. Словоохотливый и общительный, он вскоре раскланивался на Брайтоне едва ли не с каждым встречным. Но толку? Создайся такая ситуация в Москве, был бы уже Боря при работе легкой и денежной, стыкуя спрос и предложение в кругу своего общения, греб бы барыши и жил припеваючи, но здесь подобное не проходило. На работу никто никого не устраивал, разве на второстепенную, все искали источник дохода самостоятельно, а любой спрос удовлетворялся в считанные минуты по утвержденным расценкам, вне всяких знакомств. Однако Боря не унывал, синагогу не оставлял, хотя бы потому, что там бесплатно кормили — уже экономия! Приспособился Боря также к мелкому личному бизнесу, приезжая в гостиницу для вновь прибывших эмигрантов и скупая у них по дешевке золотишко и камушки, не брезговал даже матрешками, имея, соответственно, с каждой сделки наварец. Товар сбывался на Брайтоне бухарскому еврею Иосифу, одинаково плохо говорившему и по-английски, и по-русски, однако толк в ювелирных изделиях разумевшему. В основном Иосиф оперировал тремя фразами:

«Что я могу сделать?»

«Ты прав».

«Это не секрет».

Боря, обладавший куда более богатым словарным запасом, тихо завидовал своему новому компаньону — темному, как насекомое (определение Бори), однако весьма состоятельному.

— Вот, — говорил Боря, передавая Иосифу очередное колечко, завезенное эмигрантской контрабандой. — Золотишка тут тьфу...

— Это не секрет, — поддакивал Иосиф, рассматривая кольцо и доставая из кассы магазина двадцатку. — Ты прав.

— Это все? — удивлялся Боря. — Прибавь еще пять...

— Что я могу сделать?! — удивлялся, в свою очередь, Иосиф, бросая Боре кольцо и демонстрируя презрительной мимикой, что иной цены товар не заслуживает.

— Хорошо, хорошо, — говорил Боря, возвращая Иосифу кольцо и убирая двадцатку в карман. — Согласен. Ты прав.

— Это не секрет, — разводил руками Иосиф.

Доходным делом, как Борис уяснил, была купля-продажа бриллиантов свыше карата, но таковые камни из Страны Советов вывезли ранее, и ныне на рынке они появлялись редко. Вместе с тем несколько таких камушков у Бори имелось, но там — в Союзе, на хранении у Миши Аверина, вместе с некоторым количеством валюты. Существовала и дача в Малаховке, но как одно, так и другое пребывало за тридевять земель, а часовые покинутой родины стояли серьезной преградой на пути реализации данной собственности.

Владелец фирмы из Нью-Джерси, имеющий офис в Москве, Бориной дачей заинтересовался.

— Малаховка! — убеждал его Боря. — Рай! Дом как у Суворова! Стоит как свечка! Пятьдесят тысяч долларов, вот письмо к моему другу Мише, он устроит переоформление! Такой домишко здесь, на Манхэттен Бич, миллион весит!

Фирмач саркастически улыбался, замечая, что Малаховка и Манхэттен Бич — очень разные регионы планеты, во-первых; во-вторых, пятьдесят тысяч долларов — это миллион хотя и жалких рублишек, но жить с миллионом в СеСеСеРе можно ого-го!

— Ты прав, — соглашался Боря. — Это не секрет. Но что я могу сделать? Дай хотя бы десятку...

— Пять тысяч, — отрезал фирмач. — И то, когда посмотрю твой дом Суворова. — Фирмач прекрасно знал русский.

С фирмачом Боря отправил приятелю Мише письмо, где выразил беспокойство относительно своих ценностей, предлагал любые совместные предприятия, а также выразил готовность прислать гостевой вызов. Ответ пришел быстро, но ответ расплывчатый: предложение, дескать, перспективное, буду думать. А о заначке не беспокойся, цела.

Пока Михаил думал, Борис действовал. Гениальная идея осенила его, и он теперь думал над способом ее воплощения. Идея заключалась в выращивании котов. Но котов не простых, а котов-контрабандистов. Идею Боря продумал до тонкостей и активно искал спонсора, не бросая вместе с тем занятий таксиста, грузчика, подручного Иосифа, массажиста для старичков из синагоги и разнорабочего.