Хайноре. Книга 1 - Ронни Миллер Страница 47

Лира опустила взгляд на свои руки и устало кивнула. Барон Варой ушёл.

Свежий шрам на ладони ярко белел под светом солнца, она гладила его, чувствуя пустоту. Одиночество. Отец и сестра за сотни вёрст, Альма пропала, её жених, будущий муж, призванный по всем законам людей и богов защищать и беречь Лиру, оказался лжецом и предателем… Одна, совсем одна… Даже Древние молчат… Не от кого ждать ответов и помощи…

Лира печально улыбнулась. Она думала, что заплачет, как странно… Сейчас бы плакать, припасть к траве и рыдать вволю, напоить землю слезами, чтобы та проросла чёрной солью и звероягодой, как в той сказке о Горе и Счастье. Да только не было слез. Сухо и пусто, будто не девица, а выпитый до дна штоф. И грусть внутри такая сладкая, как дым от трав, сладкая и горькая, голову дурманит, тело томит. Что делать теперь? Тяжко… Может, в лес? К Красной Пасти? Схоронить себя в общей могиле с солдатами Королевства? Броситься на камни, отдать себя, кому? неважно, кто хочет, тот пусть и берет, хоть Отец, хоть Папа Ромох, хоть какой-нибудь северный бог. Только бы унять эту тоску и боль, только бы уже решить свою судьбу, самой, без сестры, отца, лорда Холмов и одноглазого сира. Пора решиться.

Лира попыталась встать, оттолкнуться мягкими, будто шёлковые верёвки, руками от холодной скамьи, но силы в них было столько же, сколько в мёртвом теле. Она попыталась ещё раз, и словно бы кто-то подхватил её под руки и повёл, словно бы сами боги решили, что ей пора предстать перед ними, и спустились со своих небесных тронов, чтобы проводить её лично.

Перед глазами пелена из слез и зелёного леса. Как странно — ей казалось, что она уже не может плакать. Под атласными туфлями влажно чавкает трава, скрипит смоченный утренним дождём песок, воздух пахнет сыро и пряно, а птицы поют, как хор у посмертного ложа.

— Вперёд, вперёд, миледи.

В глуби леса темнее, солнце прячется за кронами. Лира уже ничего не видит за вуалью слез, она попыталась было утереть глаза, но шелковые верёвочки вместо рук не слушались хозяйку. Нет, это не дорога к Красной Пасти, это севернее и дальше…

Боги, куда вы ведёте меня, боги?

— Недалеко осталось.

Недалеко… ещё немного и все… все кончится… все решится… как хорошо… как легко… как грустно… как страшно!

— Вы лучше шевелите ногами, миледи. А то мне придётся закинуть вас на плечо, а леди, говорят, такое не любят.

Лира мотнула головой туда-сюда, как Малинка, когда её окрикивали. Нет, это не боги, боги так не говорят, боги другие, они не похожи на людей, от них не пахнет брагой и потом, и уж точно боги не стали бы звать Валирейн «миледи». Она хотела поднять голову, чтобы посмотреть в лицо этому божеству, но ее замутило.

— Тише-тише! Беру слова назад, госпожа, не надо вам лишний раз чем-то шевелить…

Вдруг земля будто оттолкнула Лиру, она обмякла в чьих-то руках, туфля с копной грязи на каблуке повисла на пальцах ног. Леди дёрнула рукой, хотела поймать её, пока та не упала — ей очень не хотелось терять туфлю, совсем-совсем. Будто это сейчас было таким уж важным… Валирейн запрокинула голову, не было сил держать её достойно и прямо, как подобает особе её положения. Перед глазами мелькал размытый частокол берез и сосен, слезы текли по лбу, прячась в волосах, было влажно и мерзко, хотелось умыться, но какой уже в этом смысл?

— А вот и мы!

— Тихо! Заноси. Пригнись, ну!

Послышался жуткий скрип, стук каблуков, потом все резко потемнело, пахнуло застоявшейся пылью и какими-то травами.

— Вот сюда, осторожно…

Что-то мелькнуло перед лицом, запах трав стал острее, и Лира пропала.

… Как приятно и тихо, как спокойно. Огонь в камине потрескивает так ласково, она похоже опять уснула на коленях у отца в его покоях — ах как не хотелось просыпаться! Кто-то коснулся её щеки, совсем легко. Это не рука отца, нет, та была шершавой и большой, а эта тонкая и мягкая.

— Проснись, госпожа. Нельзя сейчас много спать. От горного цвета можно и не проснуться вовсе.

Лира открыла глаза. Какой-то сгорбленный мужчина сидел недалеко от камина на маленьком табурете. Его лицо пряталось в тени, в руках покоилась её атласная туфелька. Он вытирал каблук грязным платком и что-то напевал очень-очень тихо.

— Ну наконец-то, — послышалось где-то сверху и Лира повернула голову.

— Альма!

Она подскочила на постели, будто восстав из мёртвых, припала к подруге, крепко сжав её плечи. И только потом в голову ударило болью, а руки снова превратились в верёвочки, и леди, всхлипывая, упала обратно на набитую соломой подушку.

— Правильно, лежи, полежи ещё немного.

На ведьме по-прежнему было платье служанки, только уже не слишком свежее, с грязно-зелёным пятном от травяного сока. Чёрная коса лежала на груди, будто подранная кошкой верёвка. Один только взгляд — жёлтый и твёрдый, не знающий сомнений и страхов. Альма улыбалась и гладила Лиру по волосам.

— Пара дней, а я уже соскучилась жутко.

Слезы подкатили к глазам, но Лира слишком устала плакать, она из последних сил схватила ведьму за ладонь, прижал к груди и плаксиво воскликнула:

— Альма! Почему ты ушла? Что случилось? Я ничего не понимаю! Почему ты меня бросила?!

Ведьма рыкнула и почти что оскалилась.

— Я не собиралась, видят Боги. Мне пришлось. Иначе бы все закончилось на месте. Всё наши с тобой мечты и чаяния. Всё. Мне пришлось…

— Но почему?! Я что-то сделала не так?..

— Не в тебе дело, глупая моя госпожа. И Древние на тебя не в обиде, не выдумывай ничего. Дело… дело в этом одноглазом псе. Ты не знаешь его, да и лорд его не знает и то, как он назвался, тоже ложь. Помнишь, я говорила тебе, что у Лима есть обратная сторона?

— Город Перевернутых Небес?..

— Верно. Обитель демонов, где держит корону тёмный брат Папы Ромоха. Гаракас.