Алистер Маклин - Искатель. 1994. № 5 Страница 48

Человек с огнетушителем — это был Рэберн — заметил нас. Мы быстро спустились в машинное отделение, и Рэберн новел меня по лабиринту туда, где находился Рингмен. Тот неподвижно лежал на спине, но был в сознании. Нагнувшись к нему, я открыл аптечку, достал ножницы и распорол комбинезон у него на плече. Потом сделал укол. Спустя две минуты Рингмен уже спал. Потом с помощью Роулингса я наложил ему на сломанную ногу шину и накрепко перетянул бинтом. Вскоре подоспели два человека из пожарной команды — они помогли нам поднять Рингмена по трапу в турбинный отсек, а дальше мы понесли его уже вдвоем с Роулингсом. К тому времени я весь взмок.

Когда мы наконец добрались до центрального поста, я, не успев сорвать с себя кислородную маску, зашелся от кашля, из глаз ручьями потекли слезы. За время нашего отсутствия дыма здесь изрядно прибавилось.

— Благодарю вас, док, — сказал Свенсон. — Ну, как там, в машинном?

— Довольно паршиво. Не то чтоб уж очень… Пожарные группы надо бы менять каждые десять минут.

— Людей у нас сколько угодно. Согласен, пусть работают по десять минут.

Два дюжих матроса подняли Рингмена и понесли в лазарет. Роулингс отправился отдыхать в столовую команды, но прежде он решил зайти вместе со мной в лазарет. Взглянув на мою забинтованную руку, он заметил:

— Три руки все равно лучше, чем одна, даже если две из них принадлежат такому бестолковому малому, как я.

Бенсон лежал на койке, время от времени вздрагивая, и бормотал что-то невнятное. Он все еще был без сознания. Капитан Фольсом спал крепким, безмятежным сном, что меня премного удивило, поскольку кругом царил страшный переполох, однако Роулингс объяснил, что лазарет — единственное место на корабле, где нет репродуктора селекторной связи, и что дверь и стены здесь не пропускают ни единого звука.

Мы уложили Рингмена на стол для обследования, и Роулингс, вооружившись хирургическими ножницами, разрезал ему штанину на левой ноге. Все оказалось не так уж безнадежно: у Рингмена был ярко выраженный перелом большой берцовой кости.

Мы с Роулингсом едва успели обработать и закрепить ногу Рингмена в удобном положении, как зазвонил телефон. Роулингс в мгновение ока схватил трубку, послушал, что-то бросил в ответ и дал отбой.

— Центральный пост, — сказал он. — Его лицо обрело серьезное выражение, и я понял, что сейчас он сообщит мне какую-то дурную весть. — Специально для вас. Болтон, один из тех двоих, которых мы вчера перенесли с «Зебры» и положили в дозиметрическую лабораторию… Так вот, он умер. Две минуты назад. — Роулингс отчаянно покачал головой. — Боже мой: еще одна смерть.

— Нет, — возразил я. — Еще одно убийство.

«Дельфин» превратился в холодную, точно лед, гробницу. Как корабль он перестал существовать: все звуки, свидетельствующие о нормальной жизнедеятельности лодки, разом стихли. В наступившей тишине слышалось лишь хриплое прерывистое дыхание людей, борющихся за воздух, а стало быть — за жизнь. Главная угроза их жизни заключалась в том, что в большинстве отсеков стал скапливаться смертоносный угарный газ без цвета и запаха.

А еще было ужасно холодно. Как и предвидел капитан Свенсон, отключение электричества, а значит, и всех обогревательных систем привело к резкому падению температуры на борту.

За исключением травмированных, меня и Хансена, а также тяжелораненых полярников, все члены команды «Дельфина» спускались по очереди в турбинный отсек и машинное, отделение и вели жестокую схватку с готовым всех нас сожрать огненным демоном.

В ту роковую ночь я непрестанно думал о докторе Джолли. Как ни странно, он довольно быстро пришел в себя после того, что с ним случилось в турбинном отсеке. Едва я закончил перевязывать Рингмену ногу и вернулся на центральный пост, как следом за мной там появился и Джолли. Весть о смерти Болтона потрясла его до глубины души, однако он ни словом, ни взглядом не дал понять, что усматривает в этом нашу вину, хотя именно мы настояли на том, чтобы Болтона перенесли на борт. Думаю, Свенсон был благодарен ему за это и наверняка принес бы свои извинения, если бы в ту минуту на центральный пост не примчался матрос из пожарной команды, который доложил, что кто-то из его товарищей поскользнулся в машинном отделении и то ли вывихнул, то ли сломал лодыжку. Джолли, недолго думая, схватил лежавший поблизости кислородный аппарат и, прежде чем мы успели его остановить, скрылся за дверью, что вела в турбинный отсек.

За эту страшную ночь Джолли совершил по меньшей мере пятнадцать вылазок в зону пожара и постоянно оказывал помощь морякам, пострадавшим от ожогов, даже после того, как сам получил травму, крепко ударившись головой.

Часов около семи утра на центральный пост буквально на четвереньках вполз старший торпедист Паттерсон. Он весь трясся от холода и дышал с большим трудом.

— Надо срочно что-то делать, капитан, — прохрипел он. — Двенадцать моих людей в носовом торпедном отсеке лежат без сознания. Там совершенно нечем дышать.

Захватив с собой единственный оставшийся кислородный аппарат, я отправился вместе с Паттерсоном в носовую часть корабля. Я надевал маску лежавшим без сознания матросам по очереди, чтобы они могли подышать хотя бы минуту. Но проку в том было мало: через некоторое время после того, как с них снимали маску, они опять падали в обморок. Удивляюсь, как я сам еще держался.

Я кинулся обратно на центральный пост. Свенсон сидел на прежнем месте, прислонясь спиной к штурманскому столу. Когда я опустился в кресло рядом с ним, он вымученно улыбнулся.

— Ну, как они, доктор?

— Не пройдет и часа, как они погибнут от удушья — большинство отсеков заполнены угарным газом.

— Неужели у нас в запасе остался только час? — удивленно спросил капитан, но в голосе его слышалась скорее тревога, нежели удивление. — Джон, — обратился он к Хансену, — где командир группы главных двигателей? Пришло его время.

— Пойду поищу, — сказал Хансен и начал подниматься, как вдруг открылась дверь, ведущая в турбинный отсек, и перед нами предстали несколько человек в перепачканных копотью комбинезонах.

— Это ты, Уилл? — спросил капитан.

— Да, сэр. — Лейтенант Рэберн, штурман, сорвал, с головы маску и тут же мучительно закашлялся.

— Как дела там внизу, Уилл?

— Огонь сбили, капитан, — Рэберн утер взмокшее от пота лицо, покачнулся и опустился на пол там, где стоял. — Пожар, похоже, ликвидирован. Обшивка турбины больше не дымится.

— Сколько нужно времени чтобы снять с турбины все, что осталось от обшивки?

— Бог его знает. В нормальных условиях на это ушло бы минут десять. А так — час, если не больше.