Юрий Тупицын - Искатель. 1976. Выпуск №5 Страница 48

— Первое, о чем я хотел спросить вас, — раскуривая трубку, Пьер повернулся к Эрсану, — откуда в кабинете этот нож, или, точнее, шпага?

— Конечно, конечно, я знаю его историю, — ответил Эрсан, усаживаясь напротив инспектора. — Очень старинная вещица. У кого-то из далеких предков Мариуса была шпага, подаренная королем. Хозяин очень гордился ею. И поэтому заказал к своему чернильному прибору, тому самому, что вы видели на столе Кристьена, нож для резки бумаги, выполненный в виде точно такой же шпаги. Интересно другое. Первый ее владелец погиб от той самой шпаги. Его заколол слуга. Шпага пропала, но ее миниатюрный двойник так и хранился в семье, переходя от отца к сыну. Мариус очень дорожил этой реликвией и не сколько раз, смеясь, говорил, что его, пожалуй, тоже заколют ею. Если бы он только знал, что так и случится… Да, вещь эта действительно отменна. А рукоять… Это же прямо-таки произведение искусства. И рубины настоящие, старинной огранки. Вы, наверное, взяли ее с собой. Постарайтесь, чтобы она не пропала. Ведь у Мариуса есть взрослый сын, и она должна достаться ему. Уж такова традиция.

— У меня создалось впечатление, что вы были с Кристьеном довольно близкими друзьями? — спросил инспектор, смотря заместителю главного врача прямо в глаза. — Вы называете его по имени, прекрасно знаете семейную историю и традицию…

— Действительно, действительно, — торопливо прервал его Эрсан, — мы были друзьями. Однако вы сделали не совсем правильное заключение. У нас в клинике Кристьена называли по имени почти все. Да и он сам, несмотря на очень жесткий, в общем-то, и порой вспыльчивый характер, обращался ко всем запросто. Уж такой человек. Знаете, когда он бывал в хорошем настроении, с ним удивительно приятно работалось. Ну а история шпаги известна очень многим. Он любил ее рассказывать.

— Скажите, а до какого часа, по-вашему, мог здесь находиться Мариус Кристьен, если бы ничего не случилось? Я имею в виду, часто ли он задерживался на работе?

— Трудный, трудный вопрос. Не потому, что я не знаю, а потому, что он касается личной жизни Мариуса.

— Теперь ему уже ничто не повредит.

— Вы правы, вы правы. Понимаете ли, в последнее время Мариус часто оставался ночевать здесь. У него дома какие-то неприятности с женой. То ли она ревновала его, то ли он ее. Когда я спросил однажды Кристьена, он ответил, что ему все надоело и надо на что-то решаться.

— Ладно, оставим это. Скажите, вы совершенно исключаете такую возможность: убийство совершил кто-то из сотрудников клиники?

— Что вы, что вы! Сказать, будто его любили, нельзя. Это довольно сложно при его жестком и, я бы даже сказал, эгоистичном характере. Но, по крайней мере, очень уважали. Великолепный хирург, всегда готовый помочь больному в самых, казалось бы, невероятных случаях… Мне сейчас трудно сказать, чего в нем было больше — человеколюбия или же просто наслаждения своим умением, своим искусством. И все же я уверен — никто из наших работников подобного совершить не мог… Все мы понимали и понимаем — без него нам станет очень трудно. Он делал такие операции, на которые никто другой в нашей клинике не способен…

— Предположим, вы правы. Но кто же тогда? Вы же сами говорите, что ночью сюда никто из посторонних проникнуть не мог. Послушайте, а пользовался ли Кристьен дверью, ведущей на террасу?

— Да, да… Надо же, я совсем забыл о ней. Действительно, его кабинет единственный, в котором есть такая дверь. Правда, он редко пользовался ею, но иногда днем все же выходил на террасу.

— Вы сказали, ключ от этой двери недавно потерян. Как это произошло?

— Не знаю. Не знаю. Просто слышал, как Мариус просил сестру-хозяйку достать ему ключ от этой двери, мол, его ключ куда-то исчез.

— И последний вопрос. У Кристьена в кабинете бар. Он любил пропустить рюмку-другую?

— Нет, напитки больше для друзей, которые часто заглядывали в клинику. Сам Кристьен мог выпить рюмку коньяка или красного вина только после тяжелой операции или в конце трудного рабочего дня.

— Благодарю вас, — сказал Пьер, — а теперь у меня будет такая просьба: пришлите ко мне тех, кто дежурил сегодня ночью.

Инспектор побеседовал с каждым, но ничего нового он не услышал. Только один из дежуривших врачей припомнил, будто около девяти вечера Мариус Кристьен разговаривал по телефону.

— Знаете, — сказал он Тексье, — в такой ситуации, как сегодня, очень трудно делать предположения, но все-таки я уверен: разговаривал он с женой. Не скажу, чтобы грубо, но как-то жестко. Я собрался выйти из кабинета, увидев, что пришел не совсем вовремя, но Кристьен меня остановил жестом. Судя по всему, тот, с кем он говорил, был недоволен чем-то. Кристьен больше слушал, чем отвечал, и лишь изредка отпускал едкие замечания. А под конец сказал, что вообще не уверен, будет ли он дома, у него много дел, и бросил трубку.

Придя на службу следующим утром, Тексье прежде всего пошел узнать результаты экспертизы. Вернувшись к себе в кабинет, он закурил и глубоко задумался.

«Итак, что же известно? — стал прикидывать он. — Мариус Кристьен, как считают эксперты, убит между десятью и двенадцатью ночи. Второе. Отпечатков пальцев, кроме тех, которые оставил хозяин кабинета, нигде не обнаружено. Третье. Темно-синие ворсинки, найденные на одном из кресел, скорее всего с одежды кого-то из гостей Кристьена. В его шкафу, в кабинете вещей из подобного материала и такого цвета не обнаружено. Четвертое — окурки из пепельницы. Это не только разные сорта сигарет, но и курили их разные люди. Пятое. Один из врачей утверждает: примерно в девять вечера Кристьен разговаривал по телефону с женой. Разговор состоялся за два-три часа до убийства. И хирург предупредил жену (если разговаривал именно с ней), что останется ночевать в клинике. Шестое. Все дежурившие в ту ночь в один голос утверждают: в клинику через главный вход никто не проходил… Если убийство совершил не работник клиники, то его впустил к себе сам Кристьен через дверь, ведущую на террасу. С другой стороны, сторож парка клянется — он никого не видел. Конечно, его уверения еще ничего не значат. По распоряжению самого Кристьена ворота на ночь не запирались. Мариус считал, что если среди ночи привезут сильно искалеченного человека, то время, затраченное на открывание тяжелых ворот, может оказаться роковым. Вычистив трубку и плотно набив ее новой порцией табака, Тексье вздохнул.

«Небогато с фактами, — подумал инспектор. — Но какие выводы я могу сделать из них? Пожалуй, пока самое интересное то, что отпечатки пальцев другого человека не обнаружены, тогда как отпечатки самого Кристьена сохранились. Как это могло случиться? Не мог же человек незаметно для своей жертвы сидеть в перчатках? Конечно, нет! Значит, Кристьен видел их, и его это не смущало. Почему?»