Том Шервуд - АДОНИЯ Страница 49

— Почему?

— Чтобы не обесценивать мелочной суетой редкостное событие: умугай-кыч. Выстрел, значимость которого дало ему право быть единственным в этот день.

— Это волшебно! — негромко проговорила Адония, заворожённо всматриваясь в незнакомую лесную даль и едва живого от голода охотника. — Это волшебно…

На следующий день, оседлав лошадей, приведённых Маленьким с фермы, выехали на стрелковое поле.

— Ну ты и молодец! — воскликнула Адония, увидев, сколько дощатых щитов выставил вчера Маленький. — И всё — один? Я это запомню.

Филипп, взглянув на небо, довольным басом проговорил:

— Ни облачка, ни ветерка. Идеально!

Подъехали к первым мишеням. Приготовили пистолеты.

— Сначала стреляешь с правой руки, — сказал Филипп Адонии. — После выстрела останавливаешь лошадь, заряжаешь, скачешь к следующей мишени, стреляешь… И так до конца поля. На обратном пути стреляешь с левой руки. Всё понятно? Потом вместе едем смотреть.

Адония кивнула. Однако первый выстрел решила произвести с места: опробовать новый кремень. Вытянув руку, она привстала в стременах и спустила курок. Грохнул выстрел — и одновременно закричали и Филипп, и Маленький: на дальнем краю поляны мелькнул рыжий огненный всплеск.

— Лиса-а!! — восторженно орали оба, вытягивая руки с пистолетами.

Раз за разом ударили четыре выстрела.

— Далеко! — крикнул, улыбаясь, Филипп. — Из мушкета достали бы, а пистолет не возьмёт! — И, пристально вглядываясь в залёгшую между снежными холмиками лису, добавил: — Да и лис-то, судя по повадкам, старый, опытный. Гляди-ка, знает, что такое стрельба.

— Это точно! — тоном знатока подтвердил Маленький. — Молодая лиса пошла бы в скачки, а этот понимает, что он на открытой поляне. — И весело крикнул: — Эй, лис! Что, пришёл мышей половить?

Оба не видели, что делает Адония. Она же торопливо набивала новый заряд. Взвела курок, вытянула руку, привстала в стременах…

— Далеко! — крикнул, успокаивая лошадь, Филипп. — Пистолет не возьмёт!

Адония, задержав дыхание, спустила курок. Одновременно с выстрелом замерший вдалеке лис подпрыгнул и забился, поднимая вокруг себя снежный смерчик. Девушка, взмахнув дымящимся пистолетом, крикнула:

— Я пороха — полтора заряда вкатила!

И, бросив лошадь в галоп, понеслась к огненно-рыжей добыче.

— Вернувшись, она подняла перед собой действительно старого, с облезлым мехом, ещё подёргивающегося лиса и, глядя на Филиппа, спросила:

— Так что? Похож мой скромный выстрел на умугай-кыч? Филипп, в седле, прижав руку к груди и слегка кланяясь, подтвердил:

— Не стану спорить, счастливица. До завтрашнего дня — не стреляем.

Адония и Маленький вернулись на хутор, а Филипп направился в сторону фермы и на весь день исчез. Вечером, когда Адония, по своему обыкновению, сидела возле камина и щурилась, глядя на огонь, её учитель вернулся. Шагнув через порог и впустив белый клуб морозного воздуха, Филипп осторожно отпахнул полу и достал большую алую розу с чуть примятыми лепестками. С едва заметной улыбкой посмотрев на ученицу, Филипп протянул её цветок. Адония, не веря себе, встала, приняла в дрогнувшие ладони свежую, благоухающую розу.

— И что это значит? — с любопытством спросил из своего угла Люпус.

— Это значит, патер, — не без торжественности произнёс Филипп, — что у нас появился ещё один отличный стрелок.

Соучастник

Весной разбойничьи шайки Люпуса поползли из монастыря по направлению к большим городам. Адония, обедая с патером в его апартаментах, однажды спросила:

— Может быть, мне съездить «в свет» с одним из отрядов? Цынногвер вот очень зовёт.

— Нет, дочь моя, — негромко возразил старый монах. — Нам с тобой предстоит иное путешествие.

— С вами, патер?! — вспыхнула от радости девушка.

— Да. Появилась надобность мне и моей личной охране наведаться в пару мест.

— А кто, если не секрет, состоит в вашей личной охране?

— Люди, — растянул в улыбке коричневые щёки монах, — которых любой встретившийся на их пути ни за что не назовёт тренированной волчьей стаей. Одна семнадцатилетняя скромная девушка. Один застенчивый, невзрачный подросток. И вот третьего никак не выберу — всё гадаю: Глюзий или Цынногвер?

В эту минуту, постучав, вошёл и поклонился Филипп. Протягивая монаху лист бумаги с написанным на нём единственной цифрой, он пояснил:

— Привезли деньги от Джованьолли.

Адония, всмотревшись в цифру, снисходительно улыбнулась. И вдруг, взглянув на Филиппа, озадачилась: он с той же ироничной, возмутительной снисходительностью смотрел на неё. Когда Филипп вышел, Адония недовольно проговорила:

— Чему это, интересно знать, он так улыбался?

— Своему пониманию того, чему улыбалась, в свою очередь, ты, — туманно пояснил Люпус.

— Не могу постичь смысла, патер, — призналась Адония.

— Твоя снисходительность, если не сказать — пренебрежение, — стал растолковывать Люпус, — были вызваны сравнением суммы, добытой тобой, и суммы, присланной Джованьолли.

— Что ж, это так.

— Но тобой ли одной было добыто состояние Гаррета? Имелись ли у тебя соучастники?

— Кроме вас? Ну… Не знаю.

— А Филипп знает. Каким образом, по твоему, барон лишился наследников? Чего стоила одна только собирательница ягод. Думаешь, это легко — несколько дней таскать на себе ящик с парой осиных гнёзд, выслеживая наследницу, а потом, выпустив ос, держать её над этим ящиком, пока они не накачают её достаточной мерой яда? Да ещё держать вслепую, укутавшись в душный войлочный балахон! Ты знаешь, что жало осы пробивает даже суконную куртку? А потом в этом балахоне и с ящиком продираться несколько миль по лесу, потом лежать, задыхаясь, и ждать, пока осы отстанут? Или человек, вышедший во время ночной пирушки в метель, и найденный только утром — далеко от дома…

— Так это всё — наш Филипп?!

— В основном он.

— Как стыдно, — покраснев, прошептала Адония. — А я тут нос задираю. Доска моя висит первой…

— А Филипп, значит, тебе даже не намекнул? Молодец.

— Скажите, патер, — вдруг попросила всё ещё красная от стыда Адония. — Можно, чтоб этим третьим с нами поехал Филипп? Право, он мне симпатичен.

— Что ж, — кивнул, подумав, монах. — Хорошее разрешение моей трудной задачи. Стало быть, и не Глюзий, и не Цынногвер. Ну, пусть так и будет.

— Когда отправляемся, патер?

— Думаю, через неделю.

— А Маленький знает?

— Ещё нет.

— Можно, я скажу ему?

— Конечно, скажи.