Леонид Фадеев - Операция «Аркийские столбы» Страница 5

«Все, Мыльников, все, — повторял он про себя, — теперь уже все. Пришла и твоя очередь». Он только сейчас спохватился, что бросил там, на месте встречи, винтовку. «Эх ты, кадровый офицер! Бросил оружие. Какое постыдное бегство. А как же дальше: без оружия, без продуктов, даже без спичек? А-а, теперь все равно...»

Вдали опять загремели винтовочные выстрелы. Мыльников встрепенулся, вскочил. Стреляли там, у Аркийских столбов. «Взяли, всех взяли», — в бессильной злобе застонал он и медленно побрел в сторону Шилки.

Догорал закат. Потянуло сыростью. Мыльников прибавил шагу. Сквозь редкие деревья мелькнула серебряная гладь реки. Выбрав удобную логовину, Мыльников наломал веток и стал устраивать для себя лежку. На противоположном берегу раскинулся поселок, светились окна домов. Мыльникову даже показалось, что он почувствовал запах парного молока. И сразу под ложечкой засосало, с утра у него не было во рту маковой росинки. Поднялся, нашел куст черемухи, и стал обрывать неспелые ягоды. Во рту все стянуло, и есть захотелось еще больше. Уж в темноте нашарил толстую суковатую палку и горько улыбнулся: «Вот теперь твое оружие, генерал».

Вернулся на место, устроился на ночлег. Небо на него смотрело сотнями мигающих глаз. Он почувствовал себя затерянным, никому не нужным. В голове родились мысли одна тяжелее другой.

Хрустнула ветка. Этот хруст испугал Мыльникова сильнее, чем пушечный выстрел. Он привстал и крепко сжал в руке палку. Прямо на него шел человек. Мыльников различил силуэт на фоне редких прибрежных кустов. Как назло, из-за облачка выглянула луна, залив все окрест бледным мертвящим светом.

Человек остановился в нескольких метрах от замершего Мыльникова, пошарил по карманам и чиркнул спичкой, раскуривая цигарку. В неярком свете Мыльников узнал его.

— Федосеев, — позвал чуть слышно.

Цыгарка полетела в сторону, человек бросился к кустам, срывая на ходу с плеча винтовку.

— Кто там? — прохрипел он из темноты.

— Это я, Мыльников, — ответил генерал. Он закряхтел, распрямляя затекшие ноги.

— Ваше превосходительство? — удивился Федосеев. — Ну и напугали же вы меня.

— А ты меня, думаешь, не напугал. Мне еще хуже, я ведь задремал. Ты неровен час мог в темноте наступить на меня. Ну, а потом бы пристрелил.

— Сразу уж и пристрелил, — добродушно пробурчал в ответ Федосеев.

— У тебя пожевать ничего нет? — спросил Мыльников.

— Кой черт пожевать, хорошо хоть сам-то вышел целый, — уже со злостью ответил прапорщик и начал сворачивать новую цигарку.

— А как остальные? — снова спросил Мыльников.

— Остальных, наверное, уже чекисты пытают, если не расстреляли прямо там, у Аркийских столбов. Я-то чудом выскочил из этого пекла. — Он прикурил и уже не спеша стал рассказывать. — Сначала стрельбу услышали. Ну, понятно, насторожились все, потом опять тишина. Фрол Чернецкий с Мишкой Лоншаковым сунулись было на разведку, да чуть прямо в лапы к черту не угодили. Вернулись, а на них лица нет. Видимо, говорят, невидимо прет на нас красноармейцев. Мы в другую сторону, а там тоже цепи. Началась перепалка. Я сразу рванул в кусты, затаился. Цепь-то мимо меня в трех шагах прошла. Ну, только прошли они, я и побег. Верст, наверное, пять отмахал рысью, ажно сердце зашлось. А вы-то пошто здесь?

— С меня, брат, стрельба и началась, — вполголоса произнес Мыльников, — меня обнаружили. Тоже вроде тебя — убежал.

Федосеев поднялся, пошел к реке. Постоял, подумал и, вернувшись к Мыльникову, сказал:

— Надо уходить с этой стороны да поживее. Неровен час продадут нас суки, ведь искать придут. На этом берегу лодок нет, придется вплавь добираться. На той стороне мое родное село. Я сейчас поплыву, а у вас здесь хламиду свою оставлю.

— Это по такой-то воде? — удивился Мыльников.

— Лучше в Шилке захлебнуться, чем в лапы чекистов попасть, — ответил Федосеев, сбрасывая с себя одежду.

Он вошел в воду и поплыл большими саженками. Мыльников долго смотрел ему вслед и благодарил бога за то, что послал ему спасителя.

Часа через полтора Федосеев бесшумно появился на берегу.

— Лодка есть, а весла ни одного не нашел. Подобрал в темноте какую-то доску, да с километр заводил лодку вверх по течению. Поехали, уж где пристанем, там и бросим эту посудину.

Течение было быстрое. Лодку несколько раз разворачивало то кормой, то боком. Федосеев ругался свистящим шепотом. Наконец, прошуршав по песку, лодка уткнулась в берег.

— Не знаю, как и заводить ее, окаянную, теперь, сил моих больше нету, — прошептал Федосеев.

— Ничего, я заведу, — успокоил его Мыльников, — только на место надо поставить.

Взявшись за корму, он толкал впереди себя лодку. Вдруг потерял опору под ногами и окунулся в холодную воду с головой. Вынырнул, жадно хватая воздух, и повис на корме. Лодку стало заносить. Федосеев с берега подал доску. Подтянул лодку к берегу и предложил:

— Да бросим ее к черту здесь. Только вытащим из воды и айда в село, там обогреемся.

Мыльников не стал спорить. Вышли на тропинку, которая вела в село. Жались к плетням, боясь встретить загулявшихся парней или девчат. Федосеев здесь вырос, его знали все. Наконец, подошли к его дому, огляделись, Федосеев осторожно постучал в ставень. Из хаты раздался недовольный голос:

— Хто там?

— Афанасий, — откликнулся Федосеев, — я это, Алексей, открой.

Наступило молчание. Потом загремел засов, дверь чуть приоткрылась. Не переступая порога, Афанасий испуганно оглядел пришельцев.

— Ты чо, спятил? — напустился он на брата. — В деревне чекистов и чоновцев полно, а ты прешься прямо на рожон. Себя не жалко, так хоть семью пожалей. Не пущу я тебя, Алексей, — и за дверью снова прогремел засов.

На какое-то мгновение ночные гости опешили, потом, не сговариваясь, отошли от дома.

— Дожил, мать твою, в родной дом не пускают, — Федосеев сорвал с плеча винтовку, передернул затвор. — Перестрелять собак, один ответ.

— Не дури, — остановил его Мыльников, — это сделать никогда не поздно. Сейчас уйти надо. Мы еще вернемся, Алексей Захарович.

Но Федосеев не мог успокоиться.

— Родной брат отказал. Куды уж больше. Ну, ладно, посчитаемся еще, — грозил в сторону дома.

Ночь провели неподалеку от села, под мостом. Показалась эта ночь вечностью. Мыльников никак не мог согреться после купания в Шилке. Он бегал вокруг моста, а утром юркнул под него, как в спасительную нору.

По мосту громыхали крестьянские телеги. Селяне ехали на покос. Из села тянуло дымком, в котором вплетался запах свежего хлеба. Это было невмоготу, и Федосеев несколько раз порывался сбегать до дома. Мыльникову стоило немалого труда удержать его от этого опасного шага, хотя он и сам уже обессилел от голода. День прошел не менее мучительно, чем ночь.