Валентин Аккуратов - Мир “Искателя” (сборник) Страница 5

Как-то к Фариху, дежурившему по кухне и мывшему посуду после еды, пришли бортмеханик Кекушев и его помощник Терентьев.

— Разрешите нам, Фабиан Брунович, отправиться пешком на Рудольф. Дойдем.

— Ни в коем случае. Темнота. Трещины. Медведи. Заблудитесь. Вот-вот будет погода, с Тихой прилетят Мазурук с Аккуратовым — вывезут.

Кекушев вздохнул:

— Фабиан Брунович, да мы на Рудольфе сидим. Километрах в десяти от базы…

Фарих сначала вытаращил глаза, потом сощурил их и двинулся на Кекушева с Терентьевым.

— Вы что! — взъярился Фарих. — Разыграть меня задумали, как всех часами с кукушкой? А?

Кекушев с Терентьевым едва успели ретироваться с кухни. Что касается Фариха, то он еще долго гремел алюминиевыми тарелками и кричал, что он не из таких, кого можно так легко купить. Он в Арктике не мальчик. Знает, почем фунт лиха, и на авантюру не пойдет.

Дело было в том, что старейший полярный бортмеханик Николай Кекушев по совместительству считался крупнейшим полярным мастером баснословного розыгрыша. Так, пролетая однажды по трассе Главсевморпу-ти, он на каждой станции рассказывал, что Первый часовой завод в Москве приступил к выпуску оригинальных настенных часов с “кукушкой”. Только вместо цифр на циферблате — портреты первых двенадцати Героев Советского Союза. Первый час — Ляпидевский, второй — Водопьянов и так далее. И когда наступает двенадцать, то в раскрытое окно часов выглядывает голова самого Отто Юльевича Шмидта.

Рассказано это было настолько тонко, что общественные организации всей Арктики начали слать по радио массовые заказы в Москву на присылку таких часов для премирования передовиков…

Фарих продолжал греметь посудой. Кекушев и Терентьев стояли за палаткой. Бортмеханик никак не мог решиться уйти, отказаться от своей идеи, что они находятся на острове Рудольфа, рядом с базой. Очертания гор, характер льда, вся обстановка подсказывали Кскушеву, что это так, и никак иначе. И он в душе удивлялся своему начальнику, опытному арктическому пилоту, у которого в этот раз словно пелена была на глазах.

“Ну разыграл когда-то. Было, — думал Кекушев. — Но сейчас-то не до того. Кончаются продукты… Надо предпринимать что-то решительное. А Фарих… Рассуждать мне легко, а Фарих отвечает за всех и за все… Да, дело здесь не только в боязни, что я его разыграю. И настаивать бесполезно. Гордиенко, тот тоже пытался спорить, но перед ним теперь молча кладут “Астрономический ежегодник”. И он замолкает”.

Кекушев пошел прочь от палатки.

Все возлагали надежду на прилет машины Мазурука из бухты Тихой. Но пурга сменялась густыми туманами.

На месте вынужденной посадки было мертво. Только дымки — и всего-то три, — говорили, что тут теплится жизнь.

Как-то вечером Фарих вел очередной разговор с базой на Рудольфе.

К микрофону подошел руководитель поисков самолета Леваневского, начальник полярной авиации Марк Иванович Шевелев:

— Как дела, Фабиан Брунович?

— Да как и вчера, когда разговаривали, как неделю назад…

— Продукты кончаются?

— Кончаются, Марк Иванович.

— Не горюйте!

— Держимся…

— Бы где-то совсем рядом. Все время отличная слышимость, как на полигоне.

— Мы рядом, Марк Иванович, на острове Джексона.

— Подожди, подожди, Фарих… Есть идея!

— Слушаю, Марк Иванович.

— Завтра, если будет ясная погода, мы зажжем на куполе Рудольфа прожектор. Он в миллион свечей. Его и за восемьдесят километров можно увидеть. Следите за его вспышками. Засеките азимут луча. И мы прилетим.

— Гора с плеч, Марк Иванович! Коли увидим…

— Увидите, увидите, Фабиаи Брунович!

— Меня эти приборы да споры штурманов скоро с ума сведут.

— Следите за вспышками. О времени договоримся завтра.

Безоблачная ночь выдалась только через неделю. По радио было назначено время, когда вспыхнет прожектор.

Все столпились на леднике и уставились на север, где должен был находиться остров Рудольфа.

Назначенное время настало. Но вокруг стояла тьма полярной ночи. Ни проблеска.

Фарих обернулся к Кекушеву:

— Беги к радисту, скажи — ничего не видно. Или они запаздывают?

Ослепительный фиолетовый луч ударил в глаза Фариха. Он инстинктивно закрыл лицо руками. Словно от ожога подскочили остальные и обернулись.

Прищуриваясь, прикрывая ладонями лица, люди прыгали от радости.

— Видим! Видим! — орал в микрофон радист.

Часа через два у лагеря появились на тракторе инженер Владимир Гутовский и врач экспедиции.

Радость вызволения заставила всех на некоторое время забыть о просчетах штурманов и астронома, о том, как провела их суровая Арктика, как коварно поступила с навигаторами альфа Кассиопеи.

На разгадку понадобилось очень много времени. А пока выяснилось, что песцы, которые бродили у лагерной помойки, — это собаки с базы на Рудольфе, “болид” оказался бортовым огнем парохода “Русанов”, который привез продукты на зимовку.

А тайна коварства Кассиопеи? Это действительно оказался нелегкий орешек.

Начнем с того, что видимое нами положение звезд — отнюдь не истинное. Оно искажено под влиянием рефракции — преломления светового луча при его вхождении в среду с иной плотностью. То же происходит, когда мы смотрим на ложку в стакане с водой. Она будто сломана. Это тоже явление рефракции.

Чем плотнее среда, в которую входит луч света, тем это явление значительнее.

Под влиянием меняющейся температуры плотность слоев воздуха тоже меняется. Это вызывает существенные отклонения в преломлении света, идущего от звезд.

Так оно и получилось. Ошибка, которую допустили астроном и другие штурманы, пользовавшиеся “Астрономическим ежегодником”, составляет примерно пятнадцать дуговых минут. В географическом градусе примерно сто пятнадцать километров. Минута, следовательно, равна около 1,9 километра, а пятнадцать — тридцать километров, — величина ошибки. Луч прожектора подтвердил правильность расчетов Федорова.

Коварство полярных звезд разгадано. Но в Арктике коварны не только звезды. Я, признаться, не помню такого полета в высокие широты, когда бы белое безмолвие не задавало мне очередного вопроса.

Литературная запись Н. Коротеева

Николай Николаев

И НИКАКОЙ ДЕНЬ НЕДЕЛИ…

Он вошел в диспетчерскую, огромный, в собачьих унтах, собачьей шубе мехом внутрь и с маленьким чемоданчиком в руке.

— Ну как?

Доктор задал вопрос, ни к кому не обращаясь, хотя в жарко натопленной комнате было трое: диспетчер, кассирша и великорослый мужчина в форменном кителе с ярко начищенными пуговицами — начальник аэропорта.