Юсуп Хаидов - На семи дорогах Страница 5

— Молодец, крепкая у него душа! Как у него тер пенья хватает.

К разговору прислушивалось все больше народу.

— Может, так и есть, — задумчиво заметил кто-то.

— Эх, да мы сами хороши, трусим басмачей, — продолжал другой. — А есть ведь и у нас люди с храбрыми сердцами, которые могли бы дать отпор бандитам.

— Конечно! — подхватил третий, позабыв про зрелище борьбы двух пальванов. — Вот прошлой ночью Худайберды, батрак из соседнего села, взял с собой десяток отважных людей, и они как следует встретили басмачей, которые шли в очередной раз грабить село.

— А оружие у них было?

— Какое там оружие. Только палки! Но они в темноте показались перепуганным басмачам ружьями. Дехкане всех бандитов взяли в плен, ни одного не упустили, и привели их к главарю красных — Давиду.

Между тем той продолжался.

Беседу людей прервала печальная музыка, исполняемая на гиджаке.

Позабыв обо всем на свете, дехкане начали прислушиваться к мелодичным звукам.

Когда гиджакист кончил играть, один из сидевших спросил:

— Кто это? Здорово играет!

— Он сам вообще-то пастух. Недавно баи ограбили его, заставили заплатить штраф — больше ста голов овец. Можно сказать, нищим оставили. Вот тогда он, бросив пастушничать, и научился играть на гиджаке.

— Ты тоже не хуже его играл бы, если бы тебя заставили заплатить штраф в сто овец, — сказал один из сидевших, и все засмеялись.

Вечером Иламан с дедом вернулись к себе в пещеру.

Когда стемнело, снаружи раздался топот лошадиных копыт, а также шум потревоженных камней на дороге.

Иламан выскочил из пещеры. Двое всадников, увидев его, приостановили коней, и один из них спросил у Иламана:

— Эй, дружок, Хаджи Тихий здесь живет? Иламан, не отвечая, повернулся и заглянул в пещеру:

— Дедушка, там тебя спрашивают двое всадников. — Голос Иламана звучал взволнованно и тревожно.

На слова Иламана Хаджи Тихий даже не приподнял головы. Он сидел у костра, поджаривая кусок хлеба на раскаленных угольках.

Немного помолчав, Хаджи произнес:

— Присматривай за своим хлебом, чтобы не подгорел.

Больше Хаджи Тихий не проронил ни единого слова. Иламан, позабыв о гостях, достал из костра свой кусок и принялся жевать черствый хлеб из джугары.

Ходжанепес и Бабакули вошли в пещеру, остановились у входа и поздоровались, ожидая, когда Хаджи Тихий ответит на их приветствие.

— Алейик, — произнес в ответ Хаджи после значительной паузы.

Бабакули, не ожидая приглашения, присел к огню и принялся исподволь рассматривать пещеру. Его маленькие, бегающие, как у вора, глаза шарили по всем уголкам. Затем, потянувшись, он приподнял для проверки шкуру, служившую Хаджи постелью, и, не обнаружив под нею ничего подозрительного, окончательно уселся, успокоенный: кроме шкуры, в пещере не оказалось ничего, что могло бы заслужить его внимание.

Хаджи Тихий, молча насытившись, сел по-турецки, скрестив под собой ноги. Взгляд его был прикован к потолку пещеры, а губы плотно сжаты.

— В наших краях гостя принято угощать чаем, — произнес Бабакули со смешком, начиная разговор.

Хаджи Тихий долгое время молчал, потом сдержанно ответил:

— Мы чаю не пьем.

— Послушай, Бабакули, так мы от него не добьемся никакого толку. Давай сразу приступим к делу, — сказал раздраженно Ходжанепес и продолжал: — Хад-жи-ага, ты нам скажи, где находится гробница Кызыл Ата. Мы хотим совершить туда паломничество.

— Не знаю.

— Старик, в твоих волосах блестит седина, но ума ты не нажил ни грамма, — проговорил в ярости Ходжанепес, сжимая в руке наган.

Однако Хаджи Тихий не обратил никакого внимания ни на угрозу, ни на наган Ходжанепеса. Он продолжал сидеть, не меняя позы.

Взбешенный Ходжанепес сунул Хаджи в ухо ствол нагана. Хаджи, быстро развернувшись, схватил правой рукой незванного пришельца за запястье.

— Ай, больно! Рука!.. — только и успел выкрикнуть Ходжанепес. Он свалился на землю, а наган остался в руках у Хаджи Тихого.

Хаджи, повертев в пальцах тяжелую игрушку, пахнущую порохом, бросил ее через плечо, словно заразу, и снова сел как ни в чем не бывало.

Однако спокойствие и уверенность в себе обернулись для Хаджи Тихого несчастьем. Озлобленные гости, несколько раз ударив его по затылку, связали старику руки за спиной.

— Послушай, племянничек, может быть, ты знаешь, где находится гробница Кызыл Ата? — спросил с ехидной улыбкой Бабакули, приближаясь к Иламану. — Если покажешь, подарю тебе новую одежду. Твоя никуда не годится, рвань одна.

Иламан сжал в руках небольшой камень и, не отводя взгляда от бегающих глазок Бабакули, медленно попятился в глубину пещеры.

Ходжанепес незаметно для парня подкрался сзади и схватил его за ворот, затем несколько раз ударил его головой о стенку. Из глаз Иламана посыпались искры, он пошатнулся, затем упал на землю.

— Старый пес! Если сейчас же не скажешь, где гробница, заберем с собой сына. А потом снова к тебе придем. Может быть, одумаешься.

Хаджи молчал.

— Если и тогда будешь упрямиться, — продолжал со злобой в голосе кричать Ходжанепес, то сначала сына твоего замучаем и убьем, а потом тебя.

Старик продолжал молчать.

Ходжанепес вышел из пещеры, вскочил на коня, Бабакули подал ему на руки мальчика, находившегося без сознания, после чего оба всадника пустились в путь.

В тяжелом молчании они доехали до того места, где дорога раздваивалась. Ходжанепес приостановил коня,

— Куда едем?

— Сворачивай направо. Поедем к зятю.

— Это далеко?

— До рассвета доберемся, — проговорил Бабакули и, пришпорив коня, поехал впереди.

* * *

Когда перевалило за полночь, в казарму вернулись несколько пограничных подразделений во главе с командиром отряда Киселевым.

У командира и солдат лица были мрачные. Для плохого настроения были основания.

В горах у них завязалось жестокое сражение с басмачами. Бандитов удалось окружить и, казалось, деваться им было некуда. Тем не менее негодяи в какой-то момент исчезли. Все как один, словно сквозь землю провалились! Осталось неизвестным, какой урон нанесен басмачам. Но самое худшее было в том, что в бою погибло трое красноармейцев.

Давиду Ивановичу Киселеву было за сорок. Среднего роста, худощавый, он ничем не выделялся среди бойцов. Наверное, из-за короткого, как бы обрубленного подбородка нос его казался длинным. Он словно рассекал лицо на две части. На полысевшем, почти безволосом лбу отчетливо виднелись голубоватые вены. Небольшие, всегда внимательные глаза цветом напоминали чистое голубое небо, омытое весенним дождем. Разговаривал Давид Иванович быстро и уверенно, отличался подвижностью.