Шарафат бесстрашная - Рубен Акопович Сафаров Страница 5

Отряд рассыпался по долине. Топот стих. В дрожащем мареве едва заметной полоской вырисовывался кишлак Писта-мазар. Туда и направили своих коней комиссар и сопровождавший его боец.

Кара Сакал обнаружился сам.

Отчаявшись найти его — никто в Писта-мазаре ни чернобородого, ни Юнуса не встречал — Исмаилов решил арестовать Каримбая и возвратиться в Андижан. Вместе с Туракуловым комиссар незаметно со стороны сада подобрался к огромному байскому дому. До самого последнего времени, точнее до прихода Шарафатхон в красный отряд, Каримбай был вне подозрений. Потому он и жил спокойно, но сейчас хитрый и коварный бай конечно, почуял неладное. В этот поздний час только в одном оконце, выходящем к глухому дувалу, светился огонь. Не потревожив свирепых байских псов, Исмаилов и Туракулов подобрались к окну. Они увидели самого Каримбая. Стоя на коленях, широкий и костлявый, он торопливо заталкивал в кожаную сумку какие-то бумаги и свертки. Две уже наполненные сумы лежали рядом, и слуга, натужившись, стягивал их ремнями. Со стороны крыльца слышалось лошадиное ржание.

— Туракулов! — шепотом велел комиссар, — отвяжи этих коней и уведи их, а я послежу здесь. Только быстрей.

— Есть! — ответил боец и скрылся за углом.

Каримбай что-то искал. Он ползал на четвереньках по ковру, и по разъяренному взгляду его можно было понять, что он сыплет проклятиями. Он приподнял ковер и лег, прижавшись лицом к полу, заглядывая в щель. Наконец бай облегченно вздохнул и вытащил откуда-то из-под пола белый пакет. Зоркие глаза Исмаилова успели разглядеть, что адрес написан по-английски.

— Ну что ж, — сказал про себя комиссар, — тем лучше: со всем вместе возьмем и тебя. — Он тихо начал пробираться к крыльцу. Сейчас вернется Туракулов и вдвоем они схватят Каримбая. Комиссар едва успел об этом подумать, как услышал у себя за спиной чье-то тяжелое дыхание. Он резко обернулся, выхватил пистолет, и тут же раздался голос Кара Сакала:

— Тише, товарищ комиссар! Здесь, у крыльца — Юнус и еще двое басмачей. Я за ними давно слежу. — Он положил тяжелую руку на плечо комиссару. — Ложитесь!

С улицы послышался стон.

— Туракулов! — вскочил комиссар, но Кара Сакал снова заставил его лечь.

— Ему уже не поможешь, — прошептал он. — Прибил его этот басмаческий пес Юнус. Я чуть-чуть опоздал. Как заметил Туракулова, так понял, что еще кто-то из наших здесь.

— Ты что ж один ускакал? — спросил комиссар. — И не доложил, не сказал ни слова.

— Потом все объясню, — шепотом ответил Кара Сакал. — Смотрите! Вот он!

Прямо на них, притаившихся в густых кустах роз, шел хорошо видный в лунном свете Юнус.

Кара Сакал приподнялся. Блеснуло лезвие кинжала.

— Стой! — велел комиссар. — Только живым! — Он вскочил, бросился к Юнусу и тут же упал, как подкошенный. Кара Сакал змеей скользнул в сторону и исчез.

— Грязный шакал, — едва успел произнести комиссар. Юнус поднял комиссара, но тот протянул слабеющую руку и, собрав последние силы, сказал: — Задержи их. У Каримбая — пакет... — В то же мгновение распахнулась настежь дверь и на улицу выскочили трое: Каримбай, Кара Сакал и слуга. Выстрелы разорвали тишину. Взметнув облако пыли, помчались по узкой улочке кони, но один из всадников после выстрела Юнуса свалился на бок. Конь долго волочил его и, наконец, остановился. Юнус подбежал и заглянул в лицо убитого.

— Каримбай, — произнес он. Быстро отвязал от седла сумы, расстегнул на груди убитого богатый халат и достал хрустящий белый пакет. Потом он вернулся в сад и поднял безжизненное тело комиссара Исмаилова.

За околицей затихал топот.

— Ладно, — сказал Юнус, глядя туда, куда умчались всадники. — За все ответит басмаческий выродок! Клянусь, дорогой товарищ комиссар. — И он прижался воспаленными губами к уже похолодевшему лбу Исмаилова.

Вот наша дочь!

— Ты не ошиблась? — в десятый раз переспрашивал Алексеев, — Точно ли о русском кладбище вел разговор Каримбай?

— Что я — маленькая? — обижалась Шарафат. В ладно пригнанной красноармейской форме она совершенно преобразилась. И взгляд стал другой, открытый, смелый и радостный. Словно вырвавшись из золоченой клетки, в которую ее посадил Каримбай, сбросив ненавистную паранджу, она по-настоящему родилась на свет.

Ольга Васильевна, молодая женщина с красивым тонким лицом, искренне обрадовалась ей. Уроженка Туркестана, она отлично знала узбекский язык; но не только это помогло ей мгновенно завоевать любовь бывшей жены Каримбая.

— Вы меня вроде бы ожидали, — выразила свои чувства Шарафат.

— А как же! — ответила Ольга Васильевна. — Мы знали, что ты к нам придешь.

А сам Алексеев в первый же вечер объявил:

— Вот наша дочь, Оленька!

Так хорошо было тогда: пили все вместе чай, командир шутил. Только изредка все-таки поглядывал тревожно за окно: ждал Исмаилова. А комиссара привезли наутро убитого. Привез Юнус и рассказал о предательстве и бегстве Кара Сакала и о смерти Каримбая. И тут же прибежал посыльный и сообщил, что на кладбище засада зря провела ночь: никто там не появился.

Командир переживал. Почернел, осунулся. Никак не мог простить своей ошибки.

— Прав ты был, Тулкун-ака, — повторял он то и дело. — А я проворонил. — И вздыхал.

Но Алексеев был прежде всего человеком действия.

Он делал все, чтоб вырваться из кольца неудач, преследовавших в последнее время его отряд.

— Не видел ли тебя Кара Сакал? — спросил он снова у Шарафатхон.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, командир. Да и была я тогда все время под паранджой. И никто ведь не знает, кроме вас, что я — жена Каримбая. — Красивое лицо ее помрачнело.

— Забудь об этом, — велел Алексеев. — Каримбая уже нет в живых, а для тебя началась новая жизнь. Совсем другая — советская, свободная. — Он мечтательно прищурил серые глаза. — Вот кончим воевать, поедешь учиться. В Москву.

Шарафат удивленно вскинула брови и зарделась, а потом брызнула по-детски хохотом:

— Меня — в Москву? Что вы? Я и в Андижане-то боюсь по улицам ходить.

— Поедешь, — серьезно сказал Алексеев. — Обязательно. Так сказал Ленин. Так и будет.

— Ленин, —