Виктор Сафронов - Алмазная цепь Страница 50

«Нехорошо это, не по-божески» — пытаюсь их урезонить и призвать к следованию христианских заповедей.

Но, нет. Не слушаются нехристи, щерятся мне в лицо своими желтыми клыками. Судя по небритым мордам, кривым ногам и их гортанным выкрикам, страшно далеки эти дети гор от норм и ценностей христианского мира.

А у меня в авоське, аптечный запас пива на завтрашнее утро. Чтобы и праздник в индивидуальном порядке продолжить, и к грузчикам овощного магазина, по поводу смысла жизни и иных философий попусту не бегать.

Так я, а с пьяного-то что возьмешь, ближайшего ко мне налетчика этой сеткой и огрел. Снизу вдарил. Получилось без замаха, но хрястко.

По идее и замыслу бандитов, я, как минимум, пять минут назад, должен был валяться у них в ногах, воя о пощаде и умоляя о снисхождении… Но в замысле организатора нападения, что-то не срослось… Один из бандюков, с разбитым подбородком и вывернутым черепом, полетел по коридору, летел явно к дождю — низко над поверхностью и где-то в темных глубинах квартиры затих.

Второй, видя странное поведение жертвы, то есть меня, опять стал целиться ногами в нос и рвать из наплечной кобуры ствол. Как мог покачнулся и увернулся от его наскоков. Оставшимися мокрыми и пахучими бутылками, уже движением сверху вниз, одел мою «утреннюю свежесть» ему на башку. Этот, к дождю не полетел. Указывая на длительную засуху, люмпен рухнул у ног.

Пива было жалко. Но видно судьба, переться за ним еще раз.

Пока собирался в путь-дорогу, присмотрелся… Мать-честная, здоровые же бугаи, ворвались ко мне в хату на бой.

По своей старой оперативной привычке, порылся у них в карманах на предмет наличия огнестрельного оружия. Так, мелочёвка, «макарычи». Еще порылся. Ни наркотиков, ни психотропов. Только документы, милицейских офицеров. Почему-то выданных в Вологде. Где, где? В Вологде. Где ж еще?

Звери, а не люди. Пока ногами махали, последнюю нормальную кастрюлю мне помяли. А в чем я себе буду пельмешки варить, они подумали? Вот такие у меня, неприятные коллеги живут в Вологде… Хотя, конечно, Вологда здесь не причем, да и не в Вологде дело…

Бережно приподнял драгоценную сетку со стеклобоем. Она пивными слезами сочится и плачет бедная, что есть сил. Отхлебнул от тонкой пивной струи. Чуть успокоился.

Посмотрел в закрытые глаза сотрудников. С плохо скрываемым сожалением осмотрел смятую кастрюлю… Гады, такую вещь испортили. Бросил её в угол с мусором.

Ну, не убивать же их… Свои ведь парни. А кастрюлю, да куплю я себе еще такую. Выволок их за шиворот из квартиры и оставил на лестнице. Аккуратно щелкнул французским замком, закрыл дверь.

Самому, пришлось огородами и чердаками уходить на запасные явки.

ГЛАВА 45

Пошел к бабулькам. К тем самым, где была Алла с дочкой.

В свое время удалось отломить жирный кусок от денежного, наркотического пирога. Сдавать захваченные мешки с долларами государству было глупо. Знал, все равно разворуют, а потом пропьют… Так уж лучше я сам буду банкиром-распорядителем бала, сам, из бандитских денег смогу доплачивать, тем кто заслужил. Но именно сам, а не собес или райисполком. Родная страна, в лице бездушных бюрократов, показала достойным людям кукиш, вместо обеспеченной и, главное, сытой старости. А я за справедливость… (Н-да, робингудством в стиле Юрия Деточкина засемафорило!)

Бабульки, с их неразгаданной русской душой, хотя и ворчали по поводу моего разгульного образа жизни, но души во мне нечаяли. Тем более, что «нечаянная радость» приперлась с деньгами, заметьте, без водки и вместо драки и разговора по душам, сразу рухнула спать… С помятой рожей и сивушным запахом недавнего замеса, с Аллой по душам не поговоришь, только напугать можно…

Когда проснулся, накормили наваристыми мясными щами и напоили крепчайшим чаем.

Как будто знали, все мои тайные пристрастия и привязанности. Для меня в этом и есть счастье. Ты мне, болезному и неприкаянному, улыбнись сюда… в лицо. Одари своей чарующей улыбкой, так я для тебя все, что не попросишь, сделаю…

Однако улыбками жизнь не ограничивается. У меня всегда так, сперва зрительные эмоции, изобразительный, пейзажный ряд и только потом чарующая музыка. Вот для нее-то, для родимой музыки волшебной и требуется определенная подпитка, т. с. эмоционально-желудочный заряд. По идее он будет определять мою драматургию на пластике изображения…

Прямо с утреца, вместе с разбитым лицом, вышел восполнить вчерашнюю потерю пива. Хотелось солнца, нежных объяснений и ласковых объятий, а без пива эти проблемы не решить.

Взял другую сетку. Проверил обойму в пистолетике. Зная, что без денег пива не дают и их взял в избытке. Душа поет, под эту мелодию и двинулся.

Зашел в продуктовый магазинчик, затоварился от души…

Иду по Набережной Мойки, радостный. Всем встречным-поперечным, без причины улыбаюсь… В общем — вид идиота с пивной сеткой. В этот момент, со стороны за мной понаблюдать… Подозрительный тип, не нашего, не хмурого покроя.

Чувствую, что возвращаюсь, куда-то не туда…

После вчерашних ударов по голове, забыл, что начал столоваться у бабулек.

От этого или от чего другого, но поперся прямым ходом в свои порушенные хоромы. Спохватился только тогда, когда в парадном, дверь у меня за спиной хлопнула неестественно громко, а запах мочи, жителей и гостей «славной колыбели революции», стал осязаться совсем уж резко и круто.

«Поверни назад, герой. Все еще, может быть, наладиться, — бзденькнуло мне сверху.» Но с ослиным упрямством, более подходящим для теоретической физики, поперся туда, где вчера оставил лежать двоих загрустивших парней.

Даже не открывая дверь в квартиру, у меня сложилось впечатление, что вашего покорного слугу там уже поджидали, новые господа и хозяева жизни.

- Эй, Ваха, Аслан, он сам пришел, — почти у меня над ухом раздался торжествующий, гортанный голос и уже ко мне. — А мы уже стали волноваться, не случилось ли чего с тобой… такой ты, рассякой, да разэтакий…

Очень ребята обрадовались тому, что я появился в зоне их наблюдения. Снизу стали подниматься, сверху спускаться какие-то незнакомые, низкорослые люди. Их лица, не обезображенные интеллектом и познанием неизведанного, также не светились в мою сторону человеколюбием… И тем не менее, многочисленные близнецы, радовались мне как родному…

Я прислушался, если можно так выразиться, к внешнему, окружающему меня со всех сторон миру.

Ну, дела…

В парадном создается эдакий новомодный, фоновый шумок… Такой, знаете ли, возбуждающий, застиранного цвета хаки, портяночный… Привычный и успокаивающий… Сейчас, если вечером в собственном подъезде, кого-то не зарежут, не придушат, а за окном не рванет припаркованный автомобиль, заснуть не возможно. Такая вот интересная, для устойчивой славянской психики экстравертная штуковина или иначе, штатная ситуация.