Андрей Коробейщиков - Пустенье Страница 51

За столиком воцарилось молчание, все обдумывали сказанное. Первым заговорил Филатов:

– Слушайте, так это что получается, мы теперь точно знаем, где находится зедарк?

Анна посмотрела на него с испугом:

– Виталий, вам что, было мало предыдущей встречи? Один раз мы чудом избежали гибели. Второй раз такой возможности может не представиться. Представляете, где-то под землей, в темноте, это жуткое существо… Ф-у… – девушку передернуло. – Данилыч не зря предостерегал нас держаться подальше от этой истории. Вам что, больше всех надо?

Филатов улыбнулся:

– Да нет, мне-то как раз мало надо. Но тошно что-то. Как будто мы бежим, как трусы. А я ведь в Афганистане воевал, в Таджикистане, в Чечне. Там так не принято было, понимаете? Мы, конечно, спрячемся, отсидимся, но Данилыч был прав, это всегда будет с нами. От этого не спрячешься. Нас потом всю жизнь это глодать будет. К тому же, Анна, я говорю только за себя. Вариант с квартирой остается в силе. От Всеволода мне нужны будут только координаты этого Осьминога и рекомендации. Понимаете, Макс с Данилычем, может, что-нибудь и планируют, только зедарк за это время оклемается и залижет свои раны. И ищи потом ветра в поле. Он же их ухайдакает. А его нужно сейчас топтать, в его логове, где он нас не ждет, пока он еще от ранений не отошел. Ну что, братцы, по коням? Поехали в Новосиб. а там уже все организационные вопросы порешаем. Я вас на квартиру устрою, а сам приготовлю кое-что для путешествия под землю.

***Ackanai. Itu-Tai. AxharaМолния. Прорезала фиолетовый небосвод и впилась в землю, жаля ее электрическим разрядом. Мгновение, и ее уже нет. Небосвод темен и мрачен. Угрюмые громады туч, налитые свинцовой серостью, скрывают в себе новую молнию. Гром. Словно сшибаются друг с другом огромные невидимые скалы. Гром утихает, и только эхо уносит дальше за горизонт его остаточный гул.Адучи сидит на холме, неподвижно, словно каменное изваяние или старинная статуя, высеченная из камня. Черная одежда, в которую он облачен, смазывает его силуэт на фоне грозового неба. Его лицо тоже наполовину скрыто под черной тканью. У Серого Будды нет лица. Темные глаза внимательно следят за небом. Где возникнет новый огненный штрих? Тучи сходятся в вышине, проникая друг в друга туманной чернотой. Молния. Словно голубоватый росчерк невидимого клинка. Копье света врезается в землю. Сейчас последует громовой удар. Небо взрывается почти над самой головой. Адучи чувствует, что он в эпицентре грозы. Он уже научился угадывать, где черное полотно небес прорежет яркая ветвистая вспышка. Он научился чувствовать их. И гром уже не пугает его. Даже когда земля вздымается от оглушительного акустического удара, страха нет. Только вибрация, которая течет по земле и которую впитывает в себя неподвижное тело.Айрук говорит, что тайшины должны пытаться улавливать молнии глазами и пробовать отождествлять себя с ними. Именно поэтому Адучи здесь. Его тело стало уже подобно аккумулятору, собирающему воедино сфокусированную энергию молнии и грома.Еще Айрук говорил, что с каждой молнией умирает, а с каждым раскатом грома рождается волк. Может быть, именно поэтому волков считали символом бога-Громовника?Глаза Адучи прикованы к небу. Целых шесть или семь ветвистых разрядов соединили на мгновение Небо и Землю. Все вокруг осветилось призрачным светом и тут же погрузилось во тьму, чтобы утонуть в буйстве звука, сотрясающего мир. В этом особенность молнии: она пришла и ушла, нанесла свой удар и исчезла в воздухе, чтобы оставить за собой мимолетную вспышку света и оглушающее потрясение.Куда будет нанесен следующий удар? Увидеть может только тот, кто сам пытается стать таким же быстрым, как молния.Максим открывает глаза. Яркое солнце заливает зеленый сад с еле слышно шелестящей листвой, которую ласкает легкий ветер, пролетающий мимо. Максим сидит под большой ветвистой березой и грезит о прошлом. Обучение Тай-Шин идет на более глубоких уровнях, нежели обычная память и даже подсознание, впитывающее в себя все неучтенное рассудочным мышлением.Из дома вышел Данилыч, посмотрел на Коврова и снова зашел в дом. Максим опять закрывает глаза.

– Что спасет мир? – Айрук пристально смотрит на Адучи, который машинально выдает: – Любовь!

– Что такое любовь? Адучи в замешательстве.

– Это чувство…

Айрук быстро и хлестко шлепает его кончиками пальцев по лбу, больно и унизительно.

– Это любовь?

Адучи отрицательно качает головой.

– Это боль.

– А может, боль – это любовь?

– Боль – это боль.

– А что такое боль?

– Это когда… – еще один щелчок, от которого клацкают зубы, на глазах наворачиваются слезы и гудит в голове.

– Ты можешь описать это чувство?

Адучи пытается рассказать тайшину, что он чувствует. Тот внимательно слушает его.

– Если я снова ударю тебя, твои ощущения будут отличаться от того, что ты мне рассказал?

Адучи опять качает головой.

– Нет, я довольно точно передал то, что чувствовал. Очередной щелчок, и в глазах Адучи вспыхнули синеватые искры.

– Ты хотел бы получить еще?

– Нет, у меня уже голова трещит.

– Но почему? Ведь говорить о своих ощущениях ты можешь сколько угодно долго, а пережить их уже затруднительно для тебя?

– Наверное, все-таки описание ощущений отличается от самих ощущений?

– Насколько отличается?

Адучи осторожно трогает ушибленный лоб:

– Практически полностью. Описание – это жалкое подобие того, что мы ощущаем.

– Я хочу, чтобы ты подумал об этом. А потом перестал бы думать и попробовал ощутить. С болью у тебя получилось хорошо, посмотрим, как ты справишься с темой любви?

Несколько грубоватое объяснение в духе Айрука, но, как показывает практика, наиболее эффективное. Айрук обычно идет короткой дорогой. Он чрезвычайно ценит время, и ему наплевать на условности.

Адучи отправляется в лес, чтобы выполнить задание…

Максим опять открывает глаза. Айрук тогда еле нашел его в лесу: невменяемого, истощенного эмоциями и ощущениями. Адучи лежал на паучиной поляне, затянутой со всех сторон огромными ажурными паутинами, по каждой из которых бегали десятки пауков, три-четыре из которых величиной были с человеческий кулак. Тайшина трясло и корежило, он так глубоко ушел в чувственные переживания, что уже просто не мог да и не хотел оттуда возвращаться. Он разговаривал с пауками, с деревьями, с травой и цветами, с облаками и птицами. Все это походило со стороны на помешательство. Айрук взвалил его на плечо и вынес на поляну. И только когда Адучи немного пришел в себя, спросил:

– Ты нашел ответ на мой вопрос?