Роберт Стивенсон - Новые арабские ночи Страница 52

Джентльмен отправляется на собственной яхте в собственное имение. Менее понятно, почему он высаживается именно ночью и при таинственных приготовлениях. И совсем уже необычно и непонятно, что тот же джентльмен перед входом в собственный дом вооружается на смертный бой. Чем больше я рассуждал, тем сильнее терялся. Я воспроизводил себе весь ход этой кошмарной истории, пересчитывал по пальцам все ее последовательные стадии: секретное приготовление павильона для гостей, высадка этих гостей при сильнейшем риске для их жизни и гибели яхты, несомненный и, по-видимому, совершенно беспричинный страх гостей, — или, по крайней мере, одного из них, — после благополучной высадки, Норсмаур с заготовленным холодным оружием, Норсмаур, покушающийся на убийство человека, который прежде был ему ближе всех, наконец, — и это чуть ли не самое странное, — Норсмаур, убегающий от того, которого он только что собирался убить, и баррикадирующийся за дверью павильона как беглец, которого преследуют по пятам. Тут, по меньшей мере, шесть отдельных положений, одно другого удивительнее, еще более удивительно их сочетание и последовательная связь. Я снова начал себя спрашивать, верить ли своим чувствам, — не кошмар ли все это?

Долго я так стоял, точно застыв от изумления. К живой действительности меня возвратила боль — последствие боя с Норсмауром. Я осторожно обошел песчаные холмы и по тропинке, отходившей несколько в сторону, достиг чащи леса. Однако и тут не обошлось без новой загадки. В нескольких саженях от меня со своим ручным фонарем снова прошла старая няня, направляясь из павильона к себе домой. Это был седьмой загадочный пункт этой истории. Действительно, с уходом няни, Норсмаур и его гости оставались без прислуги — должны сами подавать себе ужин, мыться и прибирать без посторонней помощи, а старая женщина должна была вернуться в свой старый барак. Очевидно, на все это должны были существовать весьма серьезные причины, поглощающие такие большие неудобства.

С этими мыслями я вернулся к своей пещере. Для большей безопасности я разобрал костер и тщательно потушил угли. Затем я зажег фонарь и стал рассматривать свою рану на плече. Ранение оказалось незначительным, однако из раны сочилась кровь, и потому я, как только мог, при очень неудобном для меня расположении раны, омыл ее водой из ключа и перевязал чистой тряпкой. В то же время, не переставая думать обо всех событиях этих суток, мысленно объявил войну Норсмауру и его тайне. Я от природы не злой человек, и на «войну» меня скорее толкало любопытство, чем жажда мести. Однако войну я твердо решился вести. Тотчас достал свой револьвер, методически его почистил и зарядил с самой тщательной аккуратностью. Затем вспомнил о лошади — она могла порвать привязь или ржанием выдать мой лагерь в лесу. Я решил удалить ее от соседства с павильоном и задолго еще до рассвета увел ее по направлению к рыбачьей деревне.

ГЛАВА III

Повествует о том, как я познакомился с моей женой

Два дня я бродил около павильона, никем не замеченный, под прикрытием дюн. Местность, как нельзя лучше, подходила к тактике выслеживания и засад. Это была целая сеть небольших холмов и волнистых возвышений, перемежавшихся с мелкими оврагами, надежно прикрывавшая все мои вылазки и передвижения. Однако несмотря на все выгоды моих позиций, мне удалось совсем лишь немного разузнать о Норсмауре и его гостях.

Ежедневно старая няня доставляла в павильон провизию, но исключительно во время глубокой темноты, и в темноте уходила.

Ежедневно, по одному разу, выходили на прогулку Норсмаур и юная леди, — иногда вместе, но чаще отдельно, — прогулка длилась около часа и не больше двух, и всегда на одном и том же участке берега, около песчаной косы, рядом с подвижными песками. Очевидно, место было выбрано, чтобы гуляющие оставались никем не замеченные, так как оно было закрыто со всех сторон, кроме моря, но, как читатель помнит, весь день море здесь было совсем недоступно на очень большое расстояние, и только во время прилива могла бы приблизиться лодка. Я же все время видел гуляющих, так как здесь к пляжу примыкал самый высокий и неровный песчаный холм, в котором я мог прятаться, лежа в каком-нибудь углублении песка, я отлично мог следить за Норсмауром и его спутницей.

Высокий мужчина совсем не показывался, точно совершенно исчез. Он не только не показался ни разу на пороге павильона, но и в окно ни разу не выглянул, не приблизился даже к какому-либо окну, по крайней мере настолько, чтобы я мог его увидеть, остальных же я видел около окон. Днем я не мог слишком приблизиться к павильону, так как из верхнего этажа видны были верхушки и большая часть поверхности холмов, ночью же, когда я пробирался к самому павильону, все ставни были плотно прикрыты и заперты изнутри болтами, точно опасались вторжения или осады. Иногда мне приходила мысль, что высокий мужчина не встает с постели, — вспоминалась слабость его походки после высадки, иногда казалось, что в павильоне больше его нет, и Норсмаур остался один с молодой леди. Эта мысль была для меня неприятна.

Но была ли эта пара гуляющих — муж и жена, или нет? Отношение между ними не казались ни близкими, ни дружественными. К этому выводу меня привел целый ряд наблюдений. Хотя я не мог расслышать ни одного слова из фраз, которыми они, по-видимому, иногда обменивались, и очень редко удавалось хорошо разглядеть их черты и уловить в них определенное выражение, но ясно было видно, что они держались друг с другом всегда холодно, даже как-то принужденно, что внушало мысль о неблизких и чуть ли не враждебных отношениях.

Молодая леди шла значительно скорее, когда была с Норсмауром, чем тогда, когда гуляла одна. Ясно, что когда мужчина и женщина расположены друг к другу, они скорее будут замедлять свои шаги, чем ускорять их. Кроме того, во время прогулок леди всегда держалась от Норсмаура чуть ли не на целую сажень и вдобавок влачила по песку конец своего зонтика неизменно по той стороне, которая была между ней и Норсмауром, точно хотела отгородить себя от него барьером.

Идя рядом, Норсмаур все приближался к юной леди, а та соответственно удалялась, так что их путь по пляжу всегда шел точно по диагонали и, при достаточном продолжении, непременно привел бы к засасывающему песку, но тут юная леди круто оборачивалась на каблуках и быстро направлялась назад, оставив Норсмаура между нею и морем.

Я следил за этими маневрами с положительным удовольствием и большим одобрением, смеялся и аплодировал про себя каждому повороту юной леди.