Виктор Сафронов - Алмазная цепь Страница 52

«Старшой», мягко сказать, был вне себя. Крайнюю степень его раздражение, скрывала огромная гематома, сплошным синяком покрывающая лицо, которое на глазах очевидцев событий, последовательно превращалось в морду, рожу и фиолетовую свиную харю. Следует отметить, впечатления от этих превращений, носили достаточно неприятный характер и имели отталкивающий вид. Еще бы: мужик превращается в хряка…

- Я не для того боролся за счастье рабочего класса и прогрессивной интеллигенции, — вдруг закричал во все горло Курдупель. — Чтобы всякая уголовная шваль врывалась в мой дом и устраивала в нем несанкционированный властями, антикоммунистический шабаш.

Все сперва опешили, а потом рассмеялись, поняв по-своему, шутку старого диверсанта. Один Харатьян не смеялся, законспирированному сыну генерала было не до смеха, уж, очень сильно болел нос и прилегающее к нему пространство…

- Дедуля, мы к тебе не за митингом пришли, — успокоил его паренек в маске, у которого была прокушена кисть. — Можешь весь коммунистический хлам, оставить себе, на него никто не зариться. Тем более нам известно, кто и за какие деньги, возводил тебе и еще девяносто четырем доверенным лицам, подобный твоему, оборонительный укрепрайон… Поэтому…

Начавшийся веселый диспут и карнавальное шествие, прекратил Харатьян. Он, как гоголевский Вий, поднял себе веки и угрожающе навис над идеологом-диверсантом.

- Ну что, старая гадюка, — свистящим шепотом гундося произнес он. — Хотел я с тобой, как со своим сослуживцем поговорить, но расстроил ты и меня, и мои планы. Придется тебя, в твоем же стиле — о том, о сем порасспросить. Не обессудь, разговор будет долгим и невсегда приятным.

- Халявченко! — заорал он, голосом законченного невротика.

- Чё, шеф, — раздалось в ответ, явно расслабленное и ко всему безразличное.

- Посмотри в подполье, у этого сталинского пердуна должны быть свои казематы.

- А не заминировано?

- На себе проверишь и мне скажешь… — зло хмыкнув, равнодушно произнес товарищ начальник. — Не боись, Халявченко, если рванет, я услышу…

- И что ты, дядя Вова, молчишь, — Харатьян присел на корточки перед старичком, связанным по рукам и ногам. — Быстренько говори, сивый мерин, заминирована светелка или нет?

- Вовка, тезка, так это ты, что ли? — связанный казался удивленным сверхмеры. — То-то я смотрю, уж больно бандит похож на моего крестника, сынка дружка моего закадычного…

- Давай, колись, дядя Вова, тебе спокойнее и мне, грех на душу брать не придется. Как не крути, а мы с тобой, типа, сродственники. — он зевнул, но от боли скривился. — Да и поздно уже… Глянь за окно, ночь всюду, спать пора.

- Ты о чем это, сынок, — ласково спросил лежащий, но спросил, как-то не очень правильно. Так прошелестел, что Харатьян, вроде и не пацан зеленый, в испуге попятился. Однако быстро пришел в себе.

- Да все о том, — он нагнулся к уху. — О поясе привезенном и переданным тебе курьером…

- Так ты за бриллиантами, за камнями — оцененными в сорок миллионов долларов, — в надежде, что все находящиеся в пределах ста метров его услышат, почти закричал немощный и вредный старичок. — Так это, ты… Пришел… Явился, убивать и грабить старого, больного человека из-за этих стекляшек…

- Ну, да… — Харатьян подозрительно посмотрел на старика, после на того же Халявченко, стоящего рядом в ненадежной равнодушной позе и внимательно слушающего беседу двух религиозных родственников. — Как-то, старик, слишком быстро ты, согласился помогать органам и признался в содеянном…

- Быстрее, посмотри мне на правую руку, — вдруг закричал связанный, он почти рыдал от нетерпения. — Быстрее, а то можно не успеть…

Рука была отведена за спину и там примотана липкой лентой к телу.

Чтобы не пропустить, имеющих значение важных подробностей, Харатьян приказал направить на правую руку старика, свет всех имеющихся фонариков. Когда лучи сошлись в одну точку, за спиной мощно качнулся воздух, которому он не придал этому значения.

Харатьян, чтобы видеть еще лучше и отчетливей, нагнулся… Подсветил своим фонариком отведенную руку немощного старика… И увидел фигу.

За спиной «Старшого», раздалось неприятное солдатское ржание его подчиненных…

- Вот это, ты, вместе с твоим батей, а моим дружком и собутыльником, Стыриным, получишь от меня, заместо драгоценных камней, — гордо и безапелляционно заявил несгибаемый большевик, с картины Бор. Иогансона «Допрос коммунистов». — Если плохо рассмотрел, можешь уточнить детали, я подожду. — Продолжал глумиться над крестным сыном, крестный отец.

Харатьян поморщился. Болело разбитое лицо, а здесь еще дуля и этот раздражающий смех подчиненных. Чужие шутки, носящие характер сатиры и издевательства над руководящими кадрами, до адресата находящегося в плачевном состоянии, доходили тяжело и не тем путем.

Харатьян пожал плечами и пробормотал: «Пути господни неисповедимы, зато мудрость начальства беспредельна». Затем взял липкую ленту и основательно заклеил «крестному отцу» рот. Проверил качество проделанной работы и остался им доволен.

Глянул на часы. Н-да… Время поджимало, а цель посещения юннатами-тимуровцами старого человека, все еще достигнута не была…

Следовало торопиться, скоро утро.

ГЛАВА 47

Итак — подведем итоги. Дебет-кредит, положительное с отрицательным.

Пояс со стекляшками у меня забрали. Это минус.

Наследил я там достаточно. Трупы в яме. Рядом с мертвяками лежат тяжело раненые в шинель. Очень велика вероятность, что сдуру, оставил свои выразительные отпечатки пальцев — еще минус.

Во всем произошедшем, включая разбойное нападение на мирноспящую семью, буду обвинен только я. Очередной минус.

Что-то, мало уважаемый суд, многовато минусов получается…

Зато жив остался. Огромный плюс.

Спас две ангельских жизни.

Разве спас? Еще как… Два плюса.

Короче говоря, как не крути, как не пытайся объехать судьбу на кривой кобыле, а… Есть повод хряпнуть.

Через дней пять или семь, возвращаясь от бабулек, зашел в овощной павильон, приобрел винно-водочных изделий и немудреной консервно-овощной закуски. «Шустовский» для опьянения пить, только портить. Напиток богов для них и предназначен… Да и отнес я бутылку бабкам, пусть узнают вкус, прочувствуют все нюансы и детали, чего их в свое время лишили большевики.

Отодрал липкие фиолетовые печати от двери. И пошел смотреть на бурые пятна у себя в коридоре, ну, что натекли на паркет из налётчиков. Не торкнуло. Переместился в другое место.