Николай Романов - Встреча с границей Страница 53

Эх, надо бы небольшое вступление, да, наверно, и так поймешь. Тебе не надо рассказывать, что все мои думы были связаны с родным заводом, где я познал цену первым радостям и первым мозолям. А поехал после увольнения в целинный совхоз «Пограничник». Я подумал, а почему бы и мне не откликнуться на призыв партии? Может, это немножко громко, но, поверь, от души. А тут еще... Да ты знаешь, что было еще...

Конечно, в наше время, когда здесь работают тысячи парней и девушек, это уж не ахти какой подвиг. Но ты войди в положение человека, который проса от овса не отличит и вдруг является в роли «покорителя» целины. К тому же все ехали организованно, с удобствами и даже с деньгами, а я один. А здесь, оказывается, только с организованными массами разговаривают. Вот уж никогда не думал, что бюрократы даже на целине успели корни пустить. Кстати, кадрами занимается здесь некто Беда. Какая благозвучная фамилия! Его все зовут «Беда в очках» (близорук), а я — «Беда со стеклышками». Так мне больше нравится. И знаешь, что помогло? Почетная грамота. Иначе эта «Беда в очках» повернула бы меня «кругом».

Впрочем, это уже область прошлого. А теперь слушай, что в настоящем. Я комбайнер!.. Ремонтируем и попутно изучаем эти степные красавцы. Эх и изголодались руки по рабочему инструменту! Я часто думаю о том времени, когда в эти края потянутся люди из больших и шумных городов, чтобы вдоволь насладиться тишиной, чистым, точно родниковая вода, небом и физической усталостью.

А пока что здесь еще очень большая нужда в рабочих руках, причем в руках легких, умных, трудолюбивых. Могу похвастать: мои руки признаны «золотыми». Это сказал заведующий ремонтными мастерскими Изя Топп. Хороший парень. Мы зовем его Изотоп. Короче и современней. Недавно он сделал меня чем-то вроде маленького начальника, а если поточнее — помощником у маленького начальника. Возглавляю группу учеников из пяти человек.

Словом, комбайн я освою, будь спокоен. А вот как убирать буду? Потихоньку от всех посещаю агрономический кружок и уже теоретически кое-что постиг. Но, мне думается, теоретически научиться сеять или убирать пшеницу — все равно что теоретически пообедать.

А теперь хочу покаяться. Перед отъездом, ища место, куда подсунуть записку, нашел в тумбочке твой блокнот, переписал из него два стихотворения и послал в редакцию, потому что не надеюсь на твою сознательность. Вот так. Благодарностей не принимаю. Любой бы на моем месте поступил точно так же. Обидно, что ты «...слышишь листьев торопливый шорох и дыханье белых парусов», но не замечаешь, не ценишь эти драгоценные лирические россыпи.

Ну, будь здоров, дружище! С кем-то ты сейчас посещаешь нашу Висячую скалу? Впрочем, под снегом она неинтересна и опасна!

Жду от тебя скорых вестей.

И сквозь морозные узоры оконного стекла я вдруг увидел... Алешу Железняка в заломленной набок зеленой фуражке. Его обступили ребята, хохочут. Наверное, рассказывают об очередном курьезе с кем-нибудь из сослуживцев... Как недостает здесь тебя, Алеша!

В СТРОЮ И ВНЕ СТРОЯ

Старшина Аверчук поднял всех рано. Некоторые солдаты только что пришли с границы и легли отдыхать. Обычно ранний подъем связывался с ожиданием начальства, и мы, готовясь к построению, стали драить на себе все, что хоть в какой-то степени могло блестеть.

Но на этот раз получилось не по-писаному. Начальство в лице офицера штаба отряда подполковника Зубашко — живого, энергичного, скупого на слова и расточительного на жесты — находилось уже в канцелярии.

— Буду проверять строевую подготовку. Но начнем не с построения. Почему? В строю люди как люди, а подай команду «Разойдись» — и кончился воинский порядок. Получается: строй — для начальства, остальное — для рядовых. Итак, о цели моего приезда никто не знает.

Но...

Но надо же было случиться, что именно в это время в канцелярии по каким-то делам находился Петька Стручков. Понятно, что через несколько минут уже всем было известно о замысле приезжего начальства...

Жизнь пограничной заставы, как электрический ток в проводах, не замирает ни на одну секунду. Не могла она остановиться и в это утро. Из комнаты службы по заранее расписанному графику высылались очередные наряды, принимались сигналы с границы, телефон пропускал через дрожащие мембраны снизу вверх и сверху вниз служебную информацию. После подъема — физзарядка, чистка лошадей, стрелковый тренаж, завтрак.

Правда, обычно мы поднимались и завтракали в разное время, в зависимости от ночного дежурства, ну а тут в столовую прошли строем и даже сделали лишний круг с песней.

Словом, экзамен вне строя мы выдержали. Да и в строю не подкачали, если не считать, что молодой и игривый пес опять ухватил Гали за пятки и положил в снег. Конечно, собака персонально к Архипу ничего не имела, а просто цеплялась за него, как за левофлангового.

Начальник заставы майор Козлов и всегда был напряженно собран, а сейчас вытянулся в струну. Голос его звенел. Команды были раздельными, четкими, призывными. Казалось, что даже зеленые силуэты безликих воинов сорвутся с фанерных щитов и встанут с нами в одну шеренгу. Мы еще ни разу не видели его таким подчеркнуто строгим и вместе с тем торжественно молодцеватым, точно он готовился к проведению праздничной церемонии.

Настроение майора передалось даже таким «косоногим», как Гали и Стручков. (Словечко «косоногие» было пущено Ивановым-вторым и с его легкой руки сразу вошло в обиход на заставе.) Мы перестраивались, сходились, расходились, равнялись, застывали неподвижно по команде «Смирно», поворачивались на месте, на ходу, держали равнение направо, налево, на середину. Промерзлая земля гулко отзывалась на стройную поступь наших ног.

Но вот последняя команда. Подполковник с чувством поблагодарил нас за отличную строевую подготовку, пожелал дальнейших успехов в учебе и обнадежил, что в проходящем смотре мы займем одно из первых мест в отряде.

Затем офицер штаба счел нужным особо отметить молодых: Иванова-второго, Лягутина и, к удивлению всех, Стручкова.

Петька позировал, словно перед кинокамерой. История должна знать своих героев!

Иванов-второй был бледен. Только я знал, чего ему стоило бодрое размахивание все еще не зажившей правой рукой. Секретарь наравне со всеми ходил в наряд, выполнял тяжелые хозяйственные работы. Причем после объявленного ему начальником заставы взыскания делал это с каким-то вызывающим ожесточением, точно радовался обжигающей боли в руке.

Предсказание офицера штаба сбылось. Примерно через неделю был получен приказ по отряду об итогах смотра строевой подготовки, где наша застава именовалась лучшей. В этом же приказе майору Козлову и старшине Аверчуку объявлялась благодарность.