Георгий Тушкан - Джура Страница 53

Джура, не дождавшись восхода солнца, направился к скале Черный Ворон. Там берега реки сближались, образуя теснину. По ту сторону реки за Кучаком шла толпа женщин и подростков, а Джуру на этой стороне сопровождала Зейнеб.

Привязав камень на конец ременного каната, Джура раскрутил его над головой и бросил на другой берег реки. Кучак поймал и обвязал канат вокруг большого камня; то же сделал Джура со своим концом. Женщины, еще ночью услышав от Кучака, что мясо будет переправляться на ремне, недоверчиво посмеивались. На ремень Джура надел свободно двигавшуюся петлю и к ней привесил курджум. К курджуму он за середину привязал аркан, один конец которого также перебросил Кучаку. Положив в курджум мясо, он крикнул: «Тащи!» — и сделал знак рукой. С противоположного берега донесся смех подростков. Кучак неуверенно дергал за аркан. Курджум качался, но не двигался.

Джура стоял, широко расставив ноги и сжав от волнения кулаки. Он знал: если его затея не удастся, над ним будут всю жизнь издеваться и непременно придумают ему обидное прозвище. Кучак дернул аркан, и курджум закачался в петле. Ремни размякли под действием брызг, и канат медленно опускался к реке, провисая под тяжестью мяса все ниже и ниже. Кучак растерялся и перестал тащить.

— Пропало мясо! — кричали женщины.

— Тащи, тащи! — звонким голосом закричала Зейнеб, вскочила на камень, нависший над обрывом, и нетерпеливо затопала ногами.

Вдруг она покачнулась и, взмахнув руками, упала в реку.

Женщины завизжали от ужаса, а перепуганный Кучак неожиданно для себя легко потащил к себе курджум.

Молодой изобретатель этого не видел. Он прыгал по скользким прибрежным камням, стараясь не упустить из виду красное платье Зейнеб, мелькавшее в водоворотах Сауксая.

Девушку швырнуло о камень, и на мгновение она поднялась над водой. Этого было достаточно, чтобы аркан метнулся к ней и обвил ее за плечи. Джура изо всех сил уперся ногами, удерживая Зейнеб на месте, и закрепил аркан среди валунов. Девушка сидела, прижатая течением к большому камню, оглушенная и задыхающаяся от пены, бьющей ей в лицо.

Позже, когда спала вода, Джура перетащил Зейнеб на берег. Помог ей сбросить мокрое рваное платье, закутал в свой меховой халат и понес к стоянке. Она была так слаба и беззащитна, что он невольно прижал ее к своей груди.

Всю ночь Джура не спал и поддерживал костер, возле которого спала Зейнеб. Он смотрел на ее черные кудрявые волосы, на сомкнутые веки с длинными дрожащими ресницами, на руки, гладкие и округлые… Он думал об этой красивой, резвой и жизнерадостной девушке и не отвечал на вопросы Кучака, перебравшегося с того берега.

Зейнеб проснулась как ни в чем не бывало. Она шутила и смеялась.

Развеселившийся Кучак показывал, как Джура прыгал по береговым камням, догоняя Зейнеб. Только Джура был суров и молчалив.

— А меня ты как переправишь? — спросила Зейнеб, когда все мясо было уже на другом берегу.

Джура нахмурился:

— Зачем тебе уходить? Ты нам еще не постирала, а говорила, что аксакал велел выстирать все наше белье.

— Мы бы и сами управились, — возразил Кучак.

Зейнеб задумалась. Она была самой красивой девушкой в кишлаке. Старухи, собираясь в бесконечные зимние вечера, прочили ее за Джуру, но сам Джура об этом не говорил…

Зейнеб морщила лоб, а Джура молча ждал ее ответа.

— Хорошо, — согласилась Зейнеб, и глаза ее хитро блеснули, — я выстираю вам белье. А что ты мне за это дашь? Ведь Тагай просто так, ни за что, подарил мне кольцо. Ты подаришь мне блюдо?

— Блюдо? — презрительно повторил Джура. — Я тебе дам золотой обруч на руку, какого ни у кого нет.

Зейнеб больше не колебалась. Она крикнула женщинам на тот берег:

— Несите мясо в кишлак сами! Я останусь помогать Джуре и Кучаку! — И она на прощанье помахала рукой.

VI

Зейнеб выстирала белье и в награду получила золотой браслет. Любуясь браслетом, она надевала его то на правую, то на левую руку. Кучак даже похудел от зависти.

— За такой браслет пять жен можно купить, а ты подарил девчонке! Забери назад браслет! Женщина не доведет до добра, если ее не бить.

Однажды вечером Кучак услышал тихий голос Джуры:

— Зейнеб, я принимаю на себя все твои грехи.

Кучак знал, что это были самые нежные слова, которые, по обычаю, говорил в кишлаке мужчина девушке перед женитьбой. Ответ Зейнеб Кучак не расслышал. Молодые люди ушли из пещеры. Кучак вышел за ними, но не замечал ни красоты залитых лунным светом гор, ни аромата альпийских лугов. В ночном безмолвии он слышал громкий стук своего сердца, встревоженного судьбой сокровищ.

Все время Джура и Зейнеб проводили вместе. Джура дарил ей драгоценности. Кучак негодовал.

— Ты, Кучак, хотел иметь золотые руки и получил их, — шутил Джура. — Разве могла бы Зейнеб так варить, стирать и прибирать, если бы руки у нее не были золотые?

Джура перестал охотиться, и они ели вяленое мясо из запасов.

— Почему она ест с нами, а не сидит сзади нас и не ждет, чтобы поесть остатки еды после мужчины? Разве она не твоя жена? Вы все время вместе, а она поет тебе песни! — сердился Кучак за обедом.

А Джура делал все, что скажет Зейнеб. Вдали от ворчливого аксакала она была совершенно счастлива и удивлялась: «Как можно было колебаться в выборе между Джурой и Тагаем? Разве есть на свете человек лучше Джуры, более великий охотник, чем он? Разве кто-нибудь мог так хорошо обращаться с женой, как Джура?» Зейнеб жила беззаботно и только иногда поругивалась с Кучаком. Она не спешила в кишлак, хотя ей и хотелось показать подругам свои драгоценности.

Иногда Зейнеб со страхом вспоминала слова Тагая: «Смотри, Зейнеб, если ты выйдешь замуж за другого, я зарежу тебя!» А Тагай скоро должен был снова приехать в кишлак. «Может быть, Тагай узнает, что я осталась с Джурой, и уедет», — успокаивала себя Зейнеб.

Однажды утром Джура ударил Тэке ногой, чтобы тот не рычал: он мог разбудить спящую Зейнеб.

Кучак плюнул от возмущения. «Приберет Зейнеб все наше золото к рукам!» — огорчался он. Целую ночь думал Кучак о золоте, но ничего не придумал.

— Ишак я, старый ишак! — ворчал Кучак. — Почему я плохо целился в тот вечер в Зейнеб? Зачем я промахнулся? Или, может быть, ее спас амулет, который она носит на шее?

VII

Голодный Тэке все утро бегал с Одноухой по горе. Сурки уже залегли в норах на зимнюю спячку. Мыши попрятались. Земля сверху промерзла, и разрывать норы было невозможно. Собаки вернулись домой голодные.

Зейнеб зашивала платье, когда Одноухая, а вслед за ней и Тэке прибежали в пещеру и уселись под висевшим мясом. Высоко подпрыгнув, Тэке впился зубами в большой кусок мяса, и палка, на которой оно висело, с треском обломилась. Зейнеб обернулась. Тэке уже выбегал из пещеры, волоча за собой мясо. За ним бежала Одноухая.