Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня Страница 54

— В таком случае нечего медлить и терять время на праздные разговоры, не во гнев будет вам сказано, господин консул.

— Я сейчас, сэр, сию минуту. По дороге мы захватим с собой еще итальянского консула. Португальские законы вообще очень требовательны относительно формы, но когда заграничное завещание засвидетельствовано двумя консулами, то оно превращается в бесспорный акт.

— Не возражаю, — отвечал Джильпинг и мысленно прибавил: — Великолепно! Это значит, на одну удочку будут пойманы две рыбки!

Сыщик постарался взять с собой как можно больше народу. Он был человек осторожный и в силу особенности своего положения не желал рисковать.

— Дон Кристобаль, — обратился он к секретарю, — идите, пожалуйста, вперед и предупредите его превосходительство.

Молодой человек раскланялся и вышел.

— Дон Педро де Сильва, — продолжал консул, обращаясь к другому помощнику, стоявшему все время в передней, — вы тоже пойдете с нами.

— Стало быть, теперь четверо, — подумал про себя Джильпинг, — если только и итальянскому консулу не придет в голову фантазия взять с собой провожатых.

Джильпинг и консул с доном Педро, предшествуемые рассыльным, вышли из дома и направились к зданию итальянского консульства. Итальянский консул не заставил себя ждать, но он явился в сопровождении двух здоровых молодцов.

Джильпинг пришел в ужас.

— Вот уже и шесть, — пробормотал он, — столько же, сколько дикарей.

Его утешало только то, что ни у кого из этих людей как будто не было оружия, и он возложил все надежды на ловкость нагарнуков.

Во всяком случае, дело очень усложнялось, и почтенный британец, не будучи театральным героем, начинал уже каяться, что дал себя впутать в чужую беду. Но отступать было поздно.

Благодаря обильным возлияниям сборище в общем зале «Восточной гостиницы» дошло до апогея. Все шумели, кричали, некоторые даже клевали носом, так что на вошедших никто не обратил внимания.

— Точно заседание парламента! — пошутил итальянский консул.

Опасаясь, что уединенная беседка внушит консулам подозрение, Джильпинг заметил вслух, что больного перенесли в беседку лишь на время праздников, так как его беспокоил шум.

Объяснение было весьма правдоподобное, и консулы доверчиво углубились в сад.

Подходя к беседке, Джильпинг призвал на помощь всю свою силу воли. Перед глазами у него мелькала мистрис Джильпинг, дети и будущий его замок Воанго-Холл. Он постучал в дверь.

Коридорный отворил.

— Пожалуйте, господа! — сказал Джильпинг, пропуская гостей вперед.

Посетители, ничего не подозревая, вошли в комнату, слабо освещенную ночником. Коридорный ушел.

На постели неподвижно лежал какой-то человек.

— А ему должно быть очень плохо! — тихо заметил де Функаль.

— Должно быть, он спит. Перед моим уходом доктор давал ему какое-то лекарство. Подойдите к нему и поговорите с ним.

Барон подошел к кровати, а его спутники толпились позади него, побуждаемые любопытством. Таким образом, они совершенно не могли видеть, что делается в комнате.

Вдруг Джильпинг оглянулся и вздрогнул: по ковру, точно змеи, ползли пятеро нагарнуков.

— Ну, мой друг, — сказал лже-барон, наклоняясь над умирающим, — вы, кажется хотели сделать завещание.

Под одеялом кто-то тихо шевельнулся. Все наклонились к постели.

В ту же минуту раздался грозный военный клич нагарнуков: «Вага!» Виллиго, как тигр, подпрыгнул на постели, схватил консула за горло, повалил на землю и сел на него. Прочие воины кинулись на спутников консула и тоже подмяли их под себя. Послышалось хрипение удушаемых.

— Черный Орел, — вступился Джильпинг, — не нужно убивать понапрасну.

— Нет, — возразил Виллиго, — если их пощадить, они опять примутся за то же. Их нельзя щадить.

— Узнаем, по крайней мере, что сталось с нашими братьями.

— Для этого достаточно одного! — сказал Черный Орел.

Виллиго отпустил немного шею пленника, а когда тот опомнился, обратился к нему с угрозой:

— Только пикни — и ты погиб!

Пленник молчал.

Виллиго связал его по рукам и ногам. Пятеро остальных были уже трупами.

— В реку их! — скомандовал Черный Орел.

Нагарнуки взвалили себе на плечи каждый по одному трупу. Ярра текла недалеко, и скоро ее волны помчали трупы в море.

Затем Виллиго приступил к допросу пленника:

— Где трое белых, которые пришли к тебе в дом?

— Я не знаю, о ком вы говорите! — уклонился сыщик.

— Берегись! Ведь я и без тебя могу отыскать их.

— Зачем же тогда ты спрашиваешь меня о них?

— Чтобы знать, живы они или умерли.

— А если умерли?

— О! Тогда… тогда тебе будет завидна участь твоих спутников. Я привяжу тебя к столбу пыток и в течение трех лун буду мучить тебя беспощадно.

Сыщик слыхал кое-что о подобных пытках. У него выступил холодный пот.

— А если живы? — спросил он.

— Тогда решение твоей участи будет зависеть от них.

— О, бегите же скорее… туда… ко мне в дом… вот ключ… скорее… пока они не задохнулись.

Консул проговорил это слабым голосом и лишился чувств.

— Оставьте его, — сказал Джильпинг. — Вы слышали: они могут задохнуться. Бежим скорее!

С этими словами он вынул из кармана у сыщика связку ключей.

— Коанук, оставайся здесь и стереги пленника! — приказал Черный Орел.

И все кинулись вон из гостиницы по направлению к дому португальского консульства.

Но… не было ли уже поздно?

XI

ВЕРНЕМСЯ ТЕПЕРЬ К ТРЕМ ДРУЗЬЯМ, ТАК предательски захваченным в плен у португальского генерального консула.

Часы для них тянулись убийственно медленно. Около полуночи пленники успокоились и стали обдумывать свое положение. Канадец постучал кулаком по всем четырем стенам тесной темницы, и везде эти стены издавали глухой металлический звук.

— Негодяи отлично все предусмотрели, — сказал он наконец с невольным вздохом. — Мы засажены за железные стены.

— Теперь вы, я думаю, сами видите, Дик, что у нас нет больше никакой надежды! — заметил Оливье.

— Все написано в книге судеб, дорогой граф, — отвечал канадец, — и человек не может ничего предрешать. Замечу вам покуда лишь одно: разве мы не были в еще худшем положении, а между тем до сих пор остались живы? Нет, я надеюсь на некую высшую волю, которая может, если захочет, обратить в ничто все козни врагов.

— А вы ручаетесь, что эта высшая воля захочет? — печально спросил Оливье.