От Фарер до Сибири - Сигерт Патурссон Страница 55

небольшую темную дыру под перевернутым тяжелым корнем дерева, который порос мхом. Те два охотника, что несли стволы деревьев, чьи нижние, более толстые концы были заострены, осторожно подкрались с ними с обратной стороны берлоги, тогда как мы четверо, идя плечом к плечу, медленно приблизились с ружьями наготове к маленькой темной щели, которая, тем не менее, была прекрасно видна благодаря тонкому слою снега на земле. Мы находились всего лишь в нескольких саженях от берлоги, когда два охотника со стволами деревьев подошли к ней сзади и одновременно с большой силой вбили оба ствола крест-накрест, чтобы не допустить бегства медведя. Они стояли долго, изо всех сил держась за стволы, пока мы вчетвером были наготове при первом появлении морды медведя прижать ружье к щеке, которой оно и так почти касалось, и спустить курок. Самой напряженной была первая минута – но никакого медведя не появилось. Прошла вторая минута, третья и четвертая, и мое напряжение с задержанным дыханием начало ослабевать от ужасного разочарования. Но я посмотрел на своих товарищей, которые были далеки от того, чтобы опускать руки, и ко мне снова пришла искренняя охотничья радость, если еще не в большей мере. Тем не менее, по мере того, как проходили минуты, выражение их лиц также началось меняться, руки полностью расслабились, ружья были опущены, и те двое у берлоги недовольно выдернули два шеста из земли. После этого разочарование дало о себе знать уже в словах с оттенком сарказма, которые поначалу были обращены к двум проводникам, нашедшим берлогу и уговорившим всех нас отправиться в путь. Все это закончилось добродушным смехом, после чего мы, сконфуженные, отправились домой. Мы были совершенно уверены, что станем предметом множества насмешек в деревне. При более внимательном рассмотрении берлога оказалась следом старого русла ручья, притом что в лесу было много настоящих заброшенных берлог.

На следующий день я должен был покинуть моих товарищей в деревне. Но как только мой охотничий компаньон из Томска начал запрягать лошадей в повозку (часть добычи уже была вынесена во двор), во двор зашел старик, спросивший «немца», с которым ему было необходимо немедленно переговорить. Я понял, какое дело у него было ко мне: сообщение о находке медвежьей берлоги. Крестьяне с воодушевлением восприняли мое обещание заплатить 25 рублей за информацию о берлоге с медведем. Целую неделю этот старик каждодневно рыскал по бескрайним и диким лесным пространствам, чтобы получить обещанную премию, и вот сегодня в своем последнем походе в тайгу в поисках берлоги он наконец-то ее нашел.

Я ему тут же заплатил обещанную сумму за находку и пообещал дать еще три рубля, если шкура медведя в тот же день будет лежать у моих ног. Помимо старика я взял с собой только моего товарища-охотника, хотя более десятка человек предлагали свою помощь и даже были очень недовольны, что я хотел отправиться всего лишь с двумя проводниками. Спустя четыре часа после получения мною этого бесценного сообщения мы находились в одной из самых диких и неприступных чащоб, где и располагалась новая берлога с недавно отошедшим ко сну медведем. Тем временем медведь спал не очень крепко, поэтому на расстоянии двадцати шагов он почувствовал наше присутствие. Заметив приближающуюся опасность, он пустился в бегство. Но было слишком поздно, так как я уже взял его на мушку и одновременно со мной выстрелил мой молодой, умелый и красивый товарищ, чей выстрел оказался для медведя смертельным. Обе пули прошли через левый висок и вышли через затылок. Мы разделали зверя, принеся домой шкуру, старик с благодарностью получил три рубля, и под крики «ура!» трех добродушных жителей деревни мы уже ночью отправились на моей тройке в Томск. Из-за того, что нужно было давать лошадям отдохнуть в пути, мы добрались до города только лишь утром следующего дня. Мой кучер, у которого во время моего охотничьего похода не было других занятий в деревне, кроме как есть и спать, теперь был погружен в работу по сбыту рябчиков и белок. Рыночная цена за беличью шкуру в Томске составляла 12 коп., за медвежью шкуру платили от 5 до 100 руб., за выдру – 7–15 руб., за куницу – 49–75 коп., за шкуру горностая – 50 коп. (в 1893 году одна горностаевая шкура стоила 1,5–3 коп.).

В середине декабря я практически полностью прекратил заниматься различными видами охоты на курообразных. При глубоком снеге можно было отстреливать тетеревов, сидящих на деревьях, прямо с саней, запряженных дрессированными лошадьми и медленно подходящих к птицам на расстояние выстрела, пока охотник скрывается в одном из сооруженных на санях укрытии из веток. Среди охотников ходили рассказы о том, что в ряде деревень, находившихся на расстоянии 40–50 верст, бесчинствовали волчьи стаи. Поскольку на тот момент я лишь однажды имел удовольствие подстрелить волка и мне не хотелось возвращаться в Европу, не попробовав еще один раз сходить на волков, сразу же после появления этих слухов начались приготовления к охоте, которая, как предполагалось, должна была продлиться неделю. Я купил лошадей и сани, и со мной решились съездить два храбрых и опытных немолодых охотника.

Тихим морозным утром, когда все было готово, мы отправились к ближайшей «волчьей» деревне, до которой доехали к наступлению вечера. Поскольку было ясно, красиво светила луна и стояли морозы, а волков видели оба предыдущих дня, можно было ожидать, что они могли рыскать где-то поблизости. После небольшого отдыха мы решили той же ночью выдвинуться в лес. В дорогу мы взяли одномесячного поросенка, положив его в мешок и бросив его в сено в глубоких санях. Мы втроем расположились вокруг него. Крестьянин из деревни сел на место кучера и повез нас на ослепительно белую равнину, освещенную луной. Сначала мы ехали по деревенской дороге под хрюканье поросенка быстрой рысью, потом свернули с дороги на открытую равнину, где снег был менее жестким, из-за чего мы немного замедлили ход. На краю реденькой березовой рощицы мы увидели в снегу первые следы волка. К нашей радости они были совсем свежими и их было немного – насколько мы могли судить, от трех-четырех волков. Мы привязали маленький пучок сена к длинной тонкой веревке длиной 50 локтей, которую лошади, опять пришедшие в движение, тут же натянули, а поросенка в мешке, который до этого лежал спокойно, пока мы изучали волчьи следы, вытащили за уши и шлепнули. Он этого совсем не ожидал и начал жалобно визжать, как могут делать только поросята. Я не мог удержаться от смеха над этой комичной ситуацией, однако