Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин Страница 56

Многое слышал Журлов о красоте Меньшовой, а увидал — разочаровался: не такой представлял он себе ее. Что красивая она — этого не отнять. Но было в правильных чертах этой полнеющей, в самом разгаре бабьего лета брюнетки что-то тяжелое, и властное, и устало-равнодушное к окружающему. Матовая, туго натянутая, без морщинок даже у глаз кожа, невысокий выпуклый лоб, серые глаза, пунцовый прямого разреза рот, волевой подбородок с ямочкой, темный пух по верхней губе — это все детали портрета. Но не в его, Журлова, она вкусе. Не такого склада и образа женщины ему нравились. Но почему же тогда чем ни дольше он рассматривает ее, тем труднее отводить взгляд от этого красивого, хотя и не в его вкусе лица? А может быть, потому, что где-то в подсознании он уже чувствует, что может расслабиться хоть на минуту, полюбить до боли и самоотречения эту женщину. Бандитку!

Взгляд ее густо-серых глаз чаще был скучающе-тускл: он будто тонул в себе, но и тогда источал какую-то непонятную истому. И чем ни дольше смотрел на нее Журлов, тем увереннее вынужден был признать, что Зинаида была из той породы баб, что способны влюбить в себя умных и серьезных мужиков. А Зинаида была к тому же достаточно умна и начитанна.

Они сидят друг против друга и время от времени перебрасываются малозначащими фразами. Но это все не то, их мысли и чувства идут в одном направлении и, соприкасаясь, высекают одним лишь им видимые искры. Оба они возвращаются с происшествия, и оба переживают в сознании детали и картины случившегося. А Журлов перед этим, добираясь на санях в пургу до Безлесного, страшно перемерз и схватил простуду и теперь, пребывая в затуманенном простудным жаром сознании, смотрит на эту гадко-маняще-красивую женщину, и мысли его не могут подчиняться задаче оперативного работника, которому надо использовать эту встречу в оперативно-розыскных целях. И он направляет, используя все резервы своей воли, мысли на то, чтобы четко, планово, хитро вести их беседу к намеченной цели. Не удается…

В купе они остались вдвоем. Их пугливая соседка сошла на одной из остановок.

— Дай винтовку, товарищ начальник, — просит вдруг Зинаида.

Реквизированная винтовка лежит на полке за спиной Журлова. Она разряженная. И он, не понимая просьбы, достает ее и подает Зинаиде. Она принимает оружие за ствол неумело своими мягкими пальцами (приклад упирается в пол купе) и нюхает дуло.

— Жженою ватой пахнет, — говорит она и брезгливо отдает винтовку Журлова. — Мальчишечка какой талантливый был, ему бы поучиться, ведь он у меня в шекспировских сценках играл! Она, эта девчонка, как-то не запечатлелась у меня, хотя тоже с ним вместе ходила на кружок. А он — мужчина! Знаешь, мальчик (не сердись, ведь ты для меня еще зелен), сколько из-за меня настоящих мужиков пулю себе в сердце пускало? А?! Завидую я ей, этой дурехе, — глаза Зинаиды подернуло поволокой.

— Правда, что ли? — только и нашелся спросить Журлов.

— Правда. У меня всегда были мужчины. А ты тоже… Мне все равно — бандит ты или тот, кто их ловит, лишь бы был мужчина, личность: Айвенго, король Генрих Четвертый! Мне все равно. Я женщина, а женщины любят сильных. Дай-ка мне его письмо.

Журлов достает из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок серой бумаги, развертывает, разглаживает его на столике и поворачивает текстом к Зинаиде.

— Смотри! Читай! — Она отыскивает слова: — «Пусть поплачут люди и поймут, что нельзя победить любовь». А?! «Вот мы умираем, а не разлучаемся». А?! И тебе ведь это понятно, начальник? Вот Ромео и Джульетта из деревни Безлесное. А?! Вспомнят ли о них люди? Найдется ли Шекспир, чтобы описать все это? Мальчишечки! Деревенские, а какие страсти! Смотри, ведь это же их святая просьба: «Пусть напишут пьесу о нашей любви и гибели по вине жестоких несознательных родителей, пусть поставят ее на сцене нашего нардома. Пусть люди поймут, почему мы погибли». Хорошо ты нынче о них говорил там, в сельсовете.

А случилось это в первых числах января в селе Безлесное. Отстояло оно от Усть-Лиманска верст за сорок, но входило в зону обслуживания его учетно-розыскного стола.

Молодой крестьянский парень из бедной семьи полюбил свою ровесницу, соседку. Любовь их была взаимной. И вот влюбленные решили пожениться. Узнав о предстоящем сватовстве, другой парень, но уже из семьи более зажиточной, посылает своих сватов с предложением о свадьбе. Родители девушки предпочли того, кто побогаче, не посчитавшись с мнением дочери. Оскорбленные влюбленные решили покончить с жизнью и даже обговорили между собой, как это сделать.

И вот наступил роковой вечер, когда жених с товарищем пришел к невесте. По заведенному обычаю, родители невесты накрыли будущему зятю стол. Вышла к столу и невеста. Одетая в лучшее платье, она была бледна, как полотно, а глаза ее оставались сухими. Решительно прошла за стол и села против окна. Мать и отец были обрадованы покорностью дочери. По обе стороны от невесты уселись жених и его товарищ.

На улице смеркалось, стоял мороз, дул сильный ветер. В горнице зажгли висячую керосиновую лампу. И в это время раздался выстрел. Отвергнутый жених, как было условлено, подошел к окну и выстрелом из винтовки сразил возлюбленную наповал. А сам бросился к себе во двор и вторым выстрелом покончил с собой. То самое письмо-обращение было ими подписано и обнаружено Журловым в кармане пиджака самоубийцы. К письму была приписка, где он просил в хранении винтовки никого не обвинять, так как подобрал ее где-то там, «где проходила банда».

Известие о происшествии Журлов получил, будучи по делам службы в селе Ново-Покровка, что в двенадцати верстах от Безлесного. Надо было выезжать, но начиналась сильная метель, а время шло к вечеру. Председатель сельсовета пытался отговорить Журлова и его товарища милиционера Гусева не трогаться в опасный путь до завтрашнего утра. Но молодость упряма. Да и Гусев заверил обоих, что отлично знает дорогу, а ежели совсем запуржит, то все равно определит путь по вешкам, которые якобы установлены от села до села.

До