В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том первый Страница 57

— Нет, это не живые люди, — пронеслось в уме скряги. — Это привидения. Это призраки. В особенности один из них имеет вид сущего дьявола.

Старик хотел вскрикнуть, но не мог, и только глухой стон вырвался у него из груди. Шум на платформе заглушил этот стон. Там происходила смертельная борьба двух заклятых врагов, старавшихся низвергнуть один другого в пропасть.

— Это Сатана! Это владыка ада! — в ужасе пробормотал Кольман. — Ему попался в руки живой человек, он душит его и хочет увлечь за собою в ад. А когда он покончит с тем человеком, то настанет и моя очередь. Боже милосердный! Помоги мне.

И в первый раз после длинного ряда лет старый скряга начал тихо молиться. Да, этот гнусный старик молился, как молятся все грешники, когда им нужен Бог.

Тем временем борьба на платформе приняла неожиданный оборот. Один из борющихся поборол своего противника, — того, который называл себя умалишенным из Чегедина. Батьяни ударил его по голове рукояткой своей шпаги, так что тот лишился чувств. Таким образом, месть умалишенного из Чегедина, задумавшего свести счеты с графом Батьяни, похитившим у него имя и состояние, не удалась. Как это часто бывает, восторжествовали порок и зло.

Свалив на землю своего смертельного врага, Батьяни наклонился к нему и со злобной улыбкой посмотрел на свою жертву.

— На этот раз я уберу тебя подальше, дражайший братец, — прошептал он, — и озабочусь тем, чтобы никто уже не смел сомневаться в том, кто именно из нас настоящий граф Батьяни. Ты умрешь здесь, в тиши этого заброшенного замка.

Он схватил своего врага за ноги и потащил его вниз по узкой лестнице, которая вела во двор. Луна зашла за тучи, так что на дворе замка воцарился глубокий мрак, и Батьяни не заметил висевшего на крюке старика. А тот чуть не умер от ужаса и смертельного страха и потому безмолвно смотрел на разыгравшуюся у него на глазах сцену.

Батьяни швырнул тело своего врага на гранитные плиты двора. Оглянувшись кругом, он вынул из ножен свою шпагу.

— Умри, граф Батьяни, — проскрежетал он, направляя острие шпаги в грудь беззащитного врага. — Уступи мне свое место. Умри и погибни навсегда в этих развалинах. Тогда сын цыгана Лайоша наконец превратится в настоящего графа и никто не будет оспаривать у него права на имя и огромное состояние графов Батьяни.

Негодяй приподнял шпагу, чтобы нанести смертельный удар своему брату. Жизнь несчастного умалишенного из Чегедина висела на волоске. Но вдруг раздался крик ужаса. Батьяни вздрогнул и опустил в испуге руку. Дико осмотрелся он кругом. Неужели кто-нибудь видел то, что он намеревался сделать?

Но что это? Там на стене висит человек, связанный по рукам и ногам. Человек этот показался ему знакомым. Да ведь это доцгеймский старшина, Михаил Кольман, с которым ему приходилось встречаться по делам герцога. Батьяни подошел к старику.

— Что это, призрак, что ли? — воскликнул он. — Или на самом деле это вы, Михаил Кольман?

— Да, это я, — глухо проговорил старик, — но прежде чем я буду отвечать вам, поклянитесь мне именем Господа, что вы не дьявол, что вы тот, за кого я вас принимаю, что вы граф Батьяни.

— Да, я граф Сандор Батьяни, — ответил тот, — и мне хотелось бы знать, кто повесил вас сюда и обрек таким образом на гибель?

— Это сделал разбойник Лейхтвейс, — ответил Кольман, — но не медлите больше, граф Батьяни, а разрежьте веревки. Все мое тело закоченело, и я боюсь, что не переживу этой ночи.

Батьяни вынул из кармана нож, разрезал веревки, которыми был связан старик, снял его и положил на землю.

Кольман лишился чувств. Как Батьяни ни старался привести его в чувство, но это ему не удавалось. Казалось, что нервное потрясение стоило старику жизни. Наконец Батьяни оставил дальнейшие попытки, обвел двор торжествующим взглядом и проговорил:

— Пусть умирает этот старый скряга, пусть сходит с ума от пережитых ужасов. Для меня это выгоднее, так как я избавлюсь от неудобного свидетеля и могу действовать решительнее. Да, наверное, он испытал ужасные мучения, когда висел на том крюке. Он, конечно, не дожил бы до утра, так как от непривычного положения кровь остановилась бы у него в жилах и какой-нибудь кровяной сосуд в конце концов лопнул бы. Черт возьми, это удобный способ избавиться от моего дорогого братца. Если даже труп его будет найден, то все-таки не может возникнуть подозрения об убийстве. Лейхтвейс сегодня ночью повесил здесь человека — кого именно, Доцгеймского старшину или графа Сандора Батьяни — настоящего графа, как он именовал себя, — этого никто не будет знать.

Едва только у графа Батьяни явилась эта мысль, как он уже приступил к ее исполнению. Он воспользовался теми же веревками, которыми Лейхтвейс связал старшину. Быстро связал он своего брата. Затем поднял исхудавшее тело несчастного страдальца и повесил его на крюк.

Затем он, не взглянув на старика Кольмана, вышел из замка. Он искал глазами шута, который, как ему казалось, должен был ожидать его здесь. По-видимому, ему надоело ждать и он вместе с рыжим Иостом вернулся домой.

— Странно, — думал Батьяни, идя вдоль берега Рейна. — Неужели шут Фаризант с каким-нибудь злобным намерением захлопнул за моей спиной калитку, когда я вышел на платформу? Глупости! Это одна из его шуток, вполне достойных дурака. Не мог же Фаризант подозревать, что в этих ужасных развалинах я столкнусь с умалишенным из Чегедина. Но я схитрю и ничего не скажу ему о моем столкновении. А герцог? Что ж, пусть откажется от своего желания видеть при дворе прекрасную Гунду из Кровавого замка. Скорей я спущусь в ад, чем поднимусь еще раз туда.

Пугливо оглянулся он и взглянул еще раз на развалины, высившиеся на крутой скале. Затем он ускорил шаг и, держась все время берега реки, направился к герцогскому замку в Бибрих.

На другой день вечером в селе Доцгейм снова водворилось прежнее спокойствие. Но крестьян все еще волновали события и впечатления минувшей ночи. Трактир был битком набит поселянами, собравшимися обсудить все то, что произошло накануне.

Надо признаться, что многие из поселян чувствовали себя крайне неловко, вспоминая, что они натворили во время пожара. Они обсуждали вопрос, как бы избежать законной кары и вообще устроить так, чтобы власти не узнали о том, что произошло в минувшую ночь у колодца.

За длинным столом в трактире председательствовал сельский писарь.

— Каждый из вас знает и подтвердит, — воскликнул он, — что я лично с самого начала предупреждал вас не трогать Ганнеле. Да и вы все ни в чем не виновны. Во всем виновна эта злая старая ведьма, которая заварила кашу вместе с диким Рохусом, слугой палача.