Валерий Иванов-Смоленский - В перекрестье Времён Страница 57

Он незаметно достал пластинку, сжал ее с двух сторон пальцами обеих рук и, дождавшись вибрации и ощущения приятной теплоты, перевел рычажок на третью, как он теперь называл, скорость.

Воздух вокруг загустел, покрылся легкой рябью и уплотнился. Став фактически для окружающих невидимкой, Роба подошел к доске и взял другой кусочек мела. Петька стоял рядом, слегка раскрыв рот, чтобы показать математичке свое умственное напряжение, но глядел отрешенно — в угол над доской. Эвелина Кирсановна так и застыла, разглядывающей расчерченное узорами дождевых струек окно. Робины одноклассники окаменели в различных позах, но, в основном, склонившись над своими тетрадками.

Роба быстро начертил рядом с Петькиными каракулями пространственные квадраты для каждого, идущего навстречу друг другу поезда, где горизонтали означали путь, а вертикали скорость, покрыв их метрической сеткой. Затем совместил их по координатам соответственно заданным параметром. Совмещенная точка встречи поездов была отмечена жирной точкой и отстояла, согласно метрической сетке, от пункта А на триста двадцать километров и от пункта Б — на четыреста тридцать километров. По времени вышло, что поезда встретились через четыре часа пятьдесят минут, что Роба и зафиксировал цифрами рядом с точкой встречи. Под получившимся графиком движения поездов он написал жирно мелом: ОТВЕТ и поставил все требуемые цифры. Полюбовавшись на дело своих рук, он остался вполне довольным и вернулся за свою парту. После легкого щелчка рычажка на пластинки, время стало на свое место, и начался самый настоящий спектакль. Роба и сам не ожидал, что получится довольно курьезное действо, в ходе которого математичка серьезно психанет и даже сорвется.

— Так, — по-прежнему, алюминиево сказала Эвелина Кирсановна, — та-а-ак…, - голос ее перерос в медь, — что это у нас получилось?

Петька нехотя вернул свой взгляд на доску и пораженно замер, теребя кусок мела в пальцах. Представленная на доске конструкция была явно ему незнакома. И в то же время, изобразить ее, кроме него, было некому. Он стоял у доски в полном одиночестве, а весь класс восхищенно таращился на возникший вдруг загадочный чертеж.

— Что это ты такое… намалевал? — в голосе математички звучали преимущественно медные струны.

— Ну…, - произнес Петька, мучительно пытаясь придумать название тому, что он сотворил, — это, в общем, поезда… Вот они встретились и…

— Что и…! — рявкнула медным, переходящим в сталь, басом Эвелина Кирсановна, — что это за несусветная галиматья? И откуда ты узнал ответ?

— А, что — неправильно? — и петькина рука потянулась за влажной губкой, дабы уничтожить следы содеянного.

— Стоп! — медь глухо грохнула вслед за движением руки математички, изобразившей этот знак, — не смей стирать!

Петька испуганно попятился и скромно пристроился возле краешка доски, опустив руки с мелом и губкой. Он определенно не мог понять сути происходящего. Получалось, как во сне, но это был не сон. Рука с зажатым в ней кусочком мела потянулась ко лбу, стирая выступивший от волнения пот, и оставила на нем смешные клоунские линии. Но в классе было тихо, никто и не думал смеяться. Все всматривались в доску, пытаясь разобраться в смысле исполненного на доске чертежа.

Сама Эвелина Кирсановна, в позе сбитого меткой стрелой стервятника, подковыляла к доске, опустив левое плечо и наклонившись головой к правому. Она зашла вначале со стороны окна, а затем отодвинула рукой Петьку и встала с другой стороны. Надела очки, хотя и не пользовалась ими по прямому назначению, а так — для пущей строгости и вперила неподвижный взгляд в чертеж. Ее, безусловно, математический, ум сразу ухватил совершенство и изящество выполненной конструкции, а, главное, ее удивительные логику и правильность. Но это был слишком необычный метод решения математической задачи, которому в пединституте не обучали. И уж, конечно, никак не мог вечный двоечник сотворить столь блистательную комбинацию математики, пространства и логики. Значит…

Что «значит» Эвелина Кирсановна продолжить не могла, поскольку действительно не представляла, что бы это значило. Рождение нового математического гения? Она нервно усмехнулась при этой мысли. Заранее подстроенная зловредным Нечаевым каверза? Но этого ученика зловредным не назовешь, так — неуспевающий тихоня. Да, и не мог он знать, какую именно задачу она выберет. Совершенно запутавшись в своих противоречивых мыслях, математичка избрала путь нещадного террора.

— Где ты это взял? — сталь обрела булатный оттенок.

— Н-нигде, — ошалело произнес Петька, сам не понимающий ни бельмеса, ни в создавшейся ситуации, ни в начертанном на школьной доске.

— Что, значит — нигде? Ты еще смеешь мне дерзить? Отвечай правду!

— Я правду говорю… Вы задали задачу, ну а я…

— Что? Ты хочешь сказать, что это ты решил ее и таким способом?

— Н-ну…, - Петька явно не знал, что сказать.

С одной стороны он совершенно не понимал сути изображения решения задачки, поэтому авторства творения признать за собой, естественно, не мог. Но, с другой стороны иного автора быть попросту не могло…

— Завтра утром приведешь своего отца! — стальным рельсом рявкнула вконец озверевшая от непонятностей создавшейся ситуации математичка.

Класс протестующе зароптал. Все знали, что у Петькиного отца ум вряд ли превосходил сыновний уровень, но вот рука у него была определенно тяжеленная. И не разбиравшая, куда нанести удар наказания, отчего Нечаев иногда ходил с неумело закрашенными синяками. К тому же, если разобраться — за что? Задача решена, ответ правильный и никакой дерзости в ответах Петьки не усматривалось.

Еще более возмутился Роба. Чего еще надо этой сушеной вобле?! Другая бы порадовалась такому изящному решению. А тут? За что эти необоснованные репрессии к своему ученику? И вообще, получалось, что именно Роба виновен в случившемся, фактически оказав бедолаге медвежью услугу. Надо искать выход из положения и спасать Петьку. Но как?

Клин вышибают клином. А большое всегда затмевает мелкое. Следовательно, нужно устроить какой-то большой скандал, после которого о Петьке и не вспомнят. Решение пришло на удивление быстро.

Пластинка вновь подарила ему невидимость и невероятную скорость. Еще Эвелина Кирсановна продолжала бушевать, скатываясь в состояние полного разноса, а Роба уже вернулся в класс с двумя белыми мышами в руках, изъятых на время из школьного «живого уголка». Мыши, запущенные параллельно между рядами парт, мгновенно загнали девчонок на верхушки парт, где они на все лады выводили богатейшие разновидности визга. Мальчишки среагировали адекватно — свистеть в четыре пальца умели почти все.