Брэм Стокер - Леди в саване Страница 58

Эти две недели, в те моменты, когда я не тренировал горцев, не совершал обходов вместе с ними, не обучал их сигнальному коду, который усовершенствовал, я занимался тем, что изучал ближайшую к замку сторону гор. Не выношу покоя. Для меня мука — ничегонеделание в моем теперешнем состоянии ума: я имею в виду мою Леди в саване… Странно, но меня не смущает слово «саван», как смущало поначалу; в нем не осталось прежней горечи.

Дневник Руперта. Продолжение

мая 19-го, 1907

Сегодня под утро я испытывал такое беспокойство, что еще до рассвета отправился обследовать горы. И случайно наткнулся на потайное место как раз в тот момент, когда всходило солнце. Фактически первые солнечные лучи, коснувшись гор, и привлекли мое внимание к этой расщелине. Да, место было потайное и настолько скрытое, что сначала я решил не говорить о нем никому. Спрятавшись в подобном месте или же выследив кого-то укрывшегося там, можно было рассчитывать на полную безопасность.

Потом, однако, я увидел, скорее, даже не следы, но признаки того, что кто-то уже пользовался этим укрытием. И тогда я передумал и сказал себе, что при первой возможности сообщу об этом месте владыке, ведь он человек, на которого я могу положиться. Если мы будем вести здесь военные действия, если вторжение неприятеля будет простираться столь далеко, то подобные места окажутся опасными. И даже мне не следовало упускать из виду угрозу, связанную с этим тайником, находившимся так близко от замка.

Признаки того, что здесь было чье-то пристанище, сводились всего лишь к едва заметным остаткам костра на небольшом выступе скалы; но по опаленным веткам или по выжженной траве нельзя было определить, как давно разводили костер. Можно было только строить догадки. Возможно, горцы с большим успехом, чем я, разобрались бы в этом. Впрочем, у меня нет уверенности на сей счет. Ведь я сам горец, и у меня больше опыта, чем у любого из них, причем опыта самого разнообразного. Я же пришел к заключению, или мне так показалось, что тот, кто укрывался там, разводил костер несколько дней назад. И не накануне, но и не так уж давно. Разводивший костер хорошо спрятал свои следы. Даже зола была тщательно убрана, и там, где она лежала, чуть ли не подмели, так что на месте костра улик не осталось. Я вспомнил о моих путешествиях в Западную Африку и осмотрел грубую кору деревьев с подветренной стороны, с той, куда устремлялся бы пришедший в движение воздух над костром; я искал на коре пыль, она должна была бы осесть на коре, если только укрывавшийся в тайнике не рассчитывал пометить для себя место, развеяв древесную золу вокруг погасшего костра. Я нашел, что искал, хотя покрывавший кору деревьев слой пыли был очень тонок. Уже несколько дней дожди не шли, значит, пыль там осела после того, как выпал последний дождь, ведь она была сухой.

Описываемое мною место представляло собой узкое ущелье, имевшее только один вход, который скрывал голый утес, — это была, по существу, длинная трещина в скале, извилистая, с неровными краями, нечто вроде разлома породы. Я с превеликим трудом смог протиснуться в эту щель и почти постоянно задерживал дыхание, чтобы уменьшить объем грудной клетки. Внутри щель была обшита досками и полна всего того, что и делало ее тайным убежищем.

Покидая это место, я отметил для себя его расположение и подходы к нему, а также все ориентиры, по которым его можно было бы найти и днем, и ночью. Я обследовал каждый фут гор вокруг него — впереди, с обеих сторон и выше. Однако ниоткуда не сумел разглядеть примет, указывавших на существование тайника. Это было воистину тайное убежище, созданное рукой самой природы. Но я не вернулся домой, пока не запомнил каждую мелочь вблизи и вокруг этого места. Неожиданно обретенная осведомленность явно укрепила мое ощущение безопасности.

Позже сегодня я пытался разыскать владыку или какого-нибудь горца, облеченного властью, потому что решил, что такое убежище, которым пользовались сравнительно недавно, представляет для нас опасность в пору, когда, как я узнал на сходке, в стране укрываются шпионы или же затаился предатель, ведь поэтому горцы и не стали палить из ружей.

С вечера я твердо решил завтра пораньше отправиться на поиски подходящего лица, которому мог бы сообщить добытые сведения, в результате чего было бы установлено наблюдение за убежищем. Уже почти полночь; сейчас я, по обыкновению, брошу последний взгляд на сад и лягу. Тетя Джанет нервничала сегодня весь день и особенно вечером. Наверное, мое отсутствие за завтраком встревожило ее, и это волнение и не нашедшее выхода раздражение росли по мере того, как день близился к концу.

Дневник Руперта. Продолжение

мая 20-го, 1907

Часы на каминной доске в моей комнате, повторяющие мелодию курантов Сент-Джеймсского дворца, били полночь, когда я открыл стеклянную створку окна, что выходит на террасу. Прежде чем отдернуть штору, я погасил свечи, потому что хотел увидеть всю красоту лунной ночи. Теперь, когда сезон дождей завершился, луна ничуть не менее прекрасна и даже обрела толику безмятежности. Я был в вечернем костюме, но в домашней куртке вместо фрака и, стоя на террасе с прогревшейся за день стороны дома, ощущал ласковое прикосновение воздуха.

Даже при ярком свете луны дальние уголки огромного сада были полны загадочных теней. Я вглядывался в них пристально, насколько мог, а глаз у меня зоркий от природы и к тому же хорошо натренированный. Но я не заметил там ни малейшего движения. Воздух застыл, от этой мертвой тишины бестрепетная листва казалась вырезанной из камня.

Довольно долго я осматривал сад в надежде увидеть какие-то приметы присутствия моей Леди. Я слышал, как часы пробили четверть, и еще четверть, и еще, но продолжал стоять на террасе, не обращая внимания на бег времени. Наконец мне показалось, что в углу, у древней крепостной стены, мелькнуло что-то белое. Всего на мгновение я различил эту белизну, но мое сердце, непонятно почему, забилось чаще. Я овладел собой и продолжал стоять недвижимо, наверное сам напоминая каменное изваяние. И был вознагражден за упорство: вскоре я вновь увидел проблеск белизны. А потом невыразимый восторг охватил меня, потому что я понял, что моя Леди вот-вот придет, как приходила прежде. Я бы поспешил ей навстречу, но хорошо знал, что она бы не пожелала этого. Поэтому, стремясь угодить ей, вернулся в комнату. И порадовался тому, что поступил так, в тот момент, когда, укрывшись в темном уголке, увидел, как она скользнула вверх по ступенькам террасы и со смущенным видом встала перед окном. Затем, после долгого молчания, послышался шепот, слабый и чарующий, как долетевший издалека звук эоловой арфы.