Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1 Страница 58

— Можете совершенно полагаться на меня и примите благодарность за прощение моего друга.

— А как же иначе? Если бы вы знали, как этот юноша любит меня! Я взяла его к себе на год с полным пансионом.

— Прекрасно. Я полагаю, вы уже договорились о стоимости пансиона?

— Это уладится к общему удовольствию. Сегодня мы уезжаем в Ла Виллет, где у меня небольшой домик. Вы понимаете, не следует давать злым языкам лишние поводы. Там для моего друга всё будет устроено наиприятнейшим образом. А вам, сударь, всегда готова лучшая комната и удобная постель. Меня беспокоит только одно — вы будете скучать, ведь моя бедная племянница так нелюбезна!

Я откланялся и поспешил домой, поскольку с женским любопытством жаждал узнать, каким образом уладилось всё дело.

— Ну, — сразу же обратился я к Тиретте, — теперь ты устроен? Рассказывай скорее.

— Мой милый, я продал себя на целый год. За двадцать пять луидоров в месяц и полный пансион.

— Поздравляю тебя.

— Не стоит труда!

— Розы не бывают без шипов. Она сказала мне, что ты обладаешь сверхчеловеческим даром.

— Я постарался доказать это и усердно трудился всю ночь. Впрочем, уверен, ты провёл её много лучше.

XV

Я СТАНОВЛЮСЬ ШПИОНОМ

1757 год

Фортуна всё ещё благоприятствовала мне, передо мною открывалось новое поприще. Я имел необходимые средства направлять слепую богиню в свою пользу. Недоставало мне одного существенного качества — постоянства. Легкомыслие и неумеренная склонность к наслаждениям совершенно уничтожали те способности, которыми одарила меня природа. Г-н де Берни принимал меня по всегдашнему своему обыкновению — скорее в качестве друга, нежели как министр. Как-то раз он спросил меня, не чувствую ли я склонности к тайным миссиям.

— Но достанет ли у меня на то способностей?

— Я нисколько в этом не сомневаюсь.

— Мои склонности заключаются во всём, что без нарушения правил чести позволяет заработать деньги. А касательно способностей я во всём полагаюсь на суждение Вашего Превосходительства.

Эти слова вызвали у него улыбку, на что, по правде сказать, я и рассчитывал.

После нескольких фраз, относящихся к незабытым ещё общим нашим воспоминаниям, господин министр отправил меня от своего имени к аббату де ля биллю.

Сей первый чиновник, человек холодный и с глубоким пониманием политических дел, был душою всего департамента и чрезвычайно ценился Его Превосходительством. Он славно служил Франции поверенным в Гааге и получил от благодарного короля епископство как раз в день своей смерти. Сия награда несколько запоздала, но у королей не всегда достает времени помнить обо всём.

После краткого рассуждения о свойстве секретных миссий аббат де ля Билль разъяснил мне необходимость для особ, ими облечённых, чрезвычайной осторожности и сказал, что уведомит меня, как только представится подходящий случай. За сим он оставил меня обедать.

В начале мая аббат де Берни пригласил меня в Версаль, но перед тем велел явиться к аббату де ля Виллю. Сей последний спросил, могу ли я поехать осмотреть восемь или десять военных кораблей, стоящих в Дюнкерке, и при том с достаточною ловкостию вызнать у командующих ими офицеров всё потребное для отчёта о наличности всяческого снабжения и устройства, то есть о числе матросов, пороховых запасов и пр.

— Я поеду, — был мой ответ, — дабы сделать опыт в сём роде, и по возвращении представлю вам об этом рапорт, а уже ваше дело судить, справился ли я с порученным.

— Поелику это секретная миссия, вас нельзя снабдить каким-либо письмом, а только лишь деньгами. Желаю вам удачного путешествия.

— Господин аббат, мне не нужны деньги вперёд. По моём возвращении вы определите столько, сколько сочтёте заслуженным. Выехать я смогу не ранее трёх дней, ибо надо запастись рекомендательными письмами.

— Хорошо. Постарайтесь возвратиться к концу месяца.

Морским силам моя миссия обошлась в двенадцать тысяч франков, хотя министр мог без всякого труда получить необходимые сведения, не истратив ни одного су. Любой сообразительный младший офицер с удовольствием изъявил бы потребное для сего рвение. Но таковы были во Франции все министры. Они с лёгкостью бросали чужие деньги, дабы поощрять свои креатуры. Попираемый сими тиранами народ почитался ни за что. Государство беднело, финансы разваливались. Революция, полагаю, была необходима, но основанная на морали и любви к отечеству, а не на кровопролитии. Однако дворяне и духовенство не имели достаточно великодушия, чтобы сделать пожертвования, необходимые королю, государству и им самим.

XVI

ПРИКЛЮЧЕНИЕ В КОЛЯСКЕ

 1757 год

Несмотря на любовь к юной Балетти, не оставался я равнодушен и к прелестям доступных красавиц, которые блистали на больших тротуарах и заставляли общество говорить о себе. Однако сильнее всего меня занимали женщины, находившиеся на содержании, а также те, которые делали вид, что не принадлежат первому встречному, поскольку поют, танцуют или каждый вечер изображают на сцене королев и субреток.

Впрочем, подобные претензии на хороший тон не мешали им считать себя совершенно свободными и пользоваться тем, что они называли независимостью, отдаваясь то Амуру, то Плутусу, а чаще всего и тому и другому одновременно. Поскольку свести знакомство с этими жрицами наслаждения и расточительства не составляло большого труда, я проводил время со многими из них. Театры являют собой настоящие рынки, где ценители имеют возможность упражнять свои таланты в завязывании интриг. Я также изрядно пользовался уроками сей благородной академии.

Обычно начинал я с того, что заводил дружбу с названными любовниками, после чего оставалось при подходящих обстоятельствах лишь показать себя фаворитом Плутуса, ведь открытый кошелёк — это сосуд, благоухание которого для многих нежнее аромата розы. А когда дело касалось нескольких золотых лепестков, я всегда мог быть уверен, что меня вознаградят тем или иным способом.

Камилла, актриса и танцовщица Итальянской Комедии, в которую я влюбился ещё семь лет назад в Фонтенбло, была одною из тех, кто привлекал меня больше всего, благодаря развлечениям и приятному обществу, собиравшемуся в её маленьком изящном домике у Белой Заставы, где она жила вместе с графом д'Эгревиллем, отличавшим меня своим неизменным расположением. Ему очень нравилось, когда у его любовницы собиралось многочисленное общество — несколько своеобразная черта, свидетельствующая, впрочем, о доверчивом и лишённом ревности характере. Камилла любила только его, случай редкий среди галантных актрис, но, обладая умом и знанием жизни, она не оставляла в безнадежности никого из тех, кто выказывал ей свои чувства. Она не была ни скаредной, ни расточительной в своей благосклонности и владела секретом того, как сохранить любовь окружающих, не рискуя подвергнуться ни досадным нескромностям, ни оскорбительному пренебрежению.