Алексей Федосов - Лекарь Страница 59

— Вот теперь пойдем, — Я подойдя к своему месту разулся и сел напротив, Ибрагим, справой стороны.

— Уважаемый Абдутавваб — ибн — Адиль — ибн — Умар, — Начал я разговор, — Мой друг Ибрагим, надеюсь, рассказал Вам что я хочу сделать?

— Есть ли что-то, что может помешать такой сделке?

— Если женщина по имени Фадва согласна. Таких препятствий нет. — Он смотрел мне в глаза, не отрывая взгляда и не отводя его в сторону. Сухие, бледные губы прикрытые редкими белыми усами шевельнулись, — Оставьте нас одних. Я хочу поговорить с Вами Мухаммад.

Ибрагим попытался что-то спросить, но Казим сказал ему на ухо пару слов и они вышли вслед за женщинами.

Судья произнес длинную фразу на непонятном мне языке. Я покачал головой, — Я вас не понимаю. — Ответил, а на плечи вдруг легла огромная гора, придавливая к самой земле выжимая из легких последние капли воздуха. Замерев с открытым ртом с неимоверным усилием, пытался втянуть в себя хоть самую малость, в глазах начало темнеть. Услышал слово на том же неясном наречии и тяжесть, прижимавшая к земле, ослабла, я, всхлипнув, втянул в себя слабую струйку живительного воздуха.

Послышался удовлетворенный голос, — Ты смотри, получилось. Мне казалось, что он меня обманул.

Я открыл рот и только со второй попутки с трудом смог спросить, больше прохрипеть, — Кто?

— А как ты думаешь?

— Он ещё не сдох?

— Не знаю, я не видел его уже целую вечность — Он пожал плечами, — Можешь успокоиться и жить нормально, ты мне не нужен.

— Тогда зачем всё это?

— Любопытство, самое обычное любопытство. Мы уже почти расстались, когда он мне сказал что хочет сделать подарок. — Старик усмехнулся, — Если бы можно было, вернуть всё назад, я бы своими руками удавил его. Три слова, ими можно убить.

— Откуда ты узнал кто я?

— О тебе знаю всё, если бы не сбежал тогда, сейчас бы жил в этом сраном городишке и даже мог быть его эмиром. Но ты выбрал свою судьбу, — Он замолчал, рассматривая меня с некоторой долей интереса, — Почему ты ещё жив?

— Как ты узнал кто я? — Повторив вопрос, я склонился вперед, подобравшись как для прыжка.

Его правая рука шевельнулась и медленно поползла под халат. — Успокойся, ты ведь не хочешь умереть в мучениях. Не нужен ты мне. Живи. — Он вынул руку из под полы и показал пустую ладонь.

— Старик, просто скажи мне, как?

— Не могу, я дал слово и сдержу его. — Пожевал сухие губы, рукой провел по бороде, — Скажу только, что вы все носите знаки. Больше не спрашивай, не отвечу.

— Где? на лице, на теле, на руках? — Я готов был кричать, но спросил это всё спокойным голосом, хотя внутри бушевал вулкан.

Он только улыбался, вокруг глаз собрались маленькие морщинки отчего лицо пробрело выражение старого дедушки, с умилением смотрящего на расшалившегося внука.

Я терзал его вопросами, он отмалчивался, но потом заговорил.

— Это всё пустое. Давай вернемся к тому делу, за которым пришел твой друг. Я могу только догадываться, зачем ты это всё затеял. Если у тебя получиться буду молчать два дня, но потом если не уберешься отсюда, сообщу эмиру.

Прикинувшись удивленным переспросил, — Что я затеял? Хочу только помочь бедной вдове, притом она землячка Ибрагима, Мы мусульмане помогаем друг другу, так неужели нельзя….

— Нельзя! — Как отрезал, — Нельзя нарушать закон.

— А что…

Он склонился вперед и вытянул в мою сторону сухой скрюченный палец, — Думаешь, старик из ума выжил? Думаешь — думаешь, у тебя это на морде написано вот такими буквами, — Развел руками.

— Тебе совет:- оставь Якуба и уезжай, сделай для этой рабыни, что ты хочешь и уезжай.

В моей голове проскочил рой всяких мыслей, — Так вы всё знали? Вам было известно. Но вы ничего не делали. Да кто вы такие после всего случившегося? Ангел смерти, агнец божий по сравнению с вами….

— Закрой свой рот, молод ещё. Ты мешаешь. Нам. Уйди и будешь жить.

— Какие же вы твари. В погоне за своими интересами вы калечите жизни..

— У них такая судьба

— И вы себе взяли это право?

— Заткнись, — Он рявкнул в полный голос

Я ошалело помотал головой, уши заложило от такого рыка. — Как скажет Ибрагим, ты охренел, старый? Ладно. Тебя могила исправит. Чем для вас так важен Якуб?

— Этот червяк никому не нужен, но вот его отец….

— Отдай мне Якуба. У него есть братья?

— Сестры. Он единственный сын.

Я забарабанил пальцами по коленке, размышляя, — А если он будет живой, но не целый….

— Это как? Без рук и ног что ли?

— Почти. — Я плотоядно ухмыльнулся, — Он сможет наняться к эмиру, охранять его гарем.

В тусклых глазах засветились маленькие огонёчки, судья рассмеялся, — Согласен.

Потом понизив голос, добавил, — Отдашь его Казиму, он его увезёт и спрячет. Эх. Торопишь ты нас.

— Это не я, он сам сегодня должен заявиться сюда со своими дружками, в моем доме я волен делать с ними всё что захочу, и даже предать смерти.

— Нет. Ты можешь избить вора, переломать ему руки ноги, отрезать язык и оторвать отросток, но в смерти волен только Эмир, поэтому в руки стражи должен отдать их живыми.

— Тогда они исчезнут.

— Как тебе угодно. Только Якуба верни.

Я кивнул соглашаясь с последними словами, судья хлопнул по ковру на котором сидел, — Всё. Зови людей, надеюсь, этот паршивец Казим успел написать.

Я сходил за ними, нашел на кухне, где они обступили сидящего, на коленках у низенького столика писца, строчившего что-то в развернутом листе пергамента. Я вошел в тот момент, когда он посыпал написанное песком высушивая чернила.

— Ибрагим, Фадва, Ламис, идите в беседку. Потом Ибрагим, — Отмахнулся от него. Протянул руку. — Дай посмотрю. — Казим вложил в неё свиток. Пробежал текст глазами, вроде всё написано правильно. И забрав перо, черканул подпись в левом нижнем углу.

Оглянулся через плечо, никого, схватил помощника судьи за шиворот, потянул вперед, сделал подножку и завалил на землю, навалился сверху и продолжая удерживать за шею воткнул гусиное перо в ухо, — Дернешься, останешься глухим на всю жизнь. Откуда вы всё знаете про Якуба? — Нападая, изначально готовился к сопротивлению, крикам…. Но подомной лежал спокойный человек, не делающий никаких попыток, чтоб освободится, спокойным тихим голосом, он ответил, — И что тебе это даст?

— Иудей? Вопросом на вопрос отвечать.

— Слазь, если мы сейчас не придем, дед приползет сюда, могу сказать, что тебе тогда точно, не поздоровится.

«Здравое суждение»

Вздернув его на ноги, заглянул в его темно — карие, почти черные глаза, улыбнулся и без замаха вогнал кулак под ребра, нагнулся и прошептал на ухо, — Живи тварь.

Забрав со столика свиток, обмахнул с одежды мелкий прилипший мусор, надел приветливую улыбку и шагнул к выходу.

«Былое не забывается, что вбито палками, может быть выбито только дубиной»

На вопрос Фадвы:- «А где?» ответил:- «мол, писец так торопился, что споткнулся и подвернул ногу, но с ним всё нормально и он сейчас придет»

Судья Абдутавваб неодобрительно покачал головой, я протянул ему свиток. Пока он читал

Приготовил перо, чернильницу и песочницу и как только было сказано, что всё написанное верно, заставил всех скрепить своими подписями условие, ранее заключенное на словах.

Пока мы этим занимались. Краем глаза заметил пришедшего Казима.

Достал кошель, покопался в нем перебирая серебро и золото, отобрал самые плохие и протянул Ибрагиму, — Проводи почтенного и поблагодари за его участие к делам нашим.

Развернулся и ушел, внутри меня клокотала дикая необузданная ярость, хотелось сделать плохое, очень плохое…. Убить кое-кого.

На кухне, было тихо, пока, но уже слышались голоса идущих следом женщин. Я уселся на место писца, и с самым невозмутимым видом встретил их вопросом, — Кормить меня, кто ни будь из вас думает, или нет? Я как-никак хозяин этого дома. Они засуетились, доставая припасы и раскладывая по мискам, нарезанный сыр, зелень, чеснок, нарезанное вяленое мясо, блюдо с холодным, рисом, и большая деревянная плошка с медом.

Расставили и пошли в дом, окликнул их. — Не уходите, нам надо посоветоваться.

Вошел Ибрагим, — Жрешь?

— А что ещё остается делать. Уже всё решено.

— О чем договорился?

— Почти обо всём, единственное Якуба надо оставить в живых. Фадва, Ламис. Сколько их?

— Пятеро, — Прозвучал ответ.

Я отломил кусок от лепешки. Прежде чем откусить задал вопрос Ибрагиму, — Ты сможешь взять Якуба?

— Живым?

— Живым и здоровым.

Покрутив хлеб в руке, положил на стол. — У меня тут есть мысли поправь меня, если не прав.

Якуб по своей натуре трус, он будет стоять в стороне до последнего, и придет только когда всё будет готово. Жертвы связаны и беспомощны.

— Так Было! — Спросил я у женщин и они подтвердили моё предположение.