Жюль Верн - Таинственный остров Страница 6

Одновременно с Сайрусом Смитом попал в плен к южанам и другой замечательный человек. Это был Гедеон Спилет, известный корреспондент «Нью-Йорк геральд», прикомандированный к Северной армии, чтобы осведомлять газету о всех событиях на театре военных действий.

Гедеон Спилет принадлежал к той удивительной породе английских и американских журналистов, которые не отступают ни перед какими трудностями, чтобы первыми получить интересное известие и передать его своей газете в кратчайший срок.

Человек энергичный, деятельный, всегда и ко всему готовый, повидавший весь свет, солдат и художник, незаменимый в совете, решительный в действии, не боящийся ни труда, ни усталости, ни опасности, когда можно было узнать что-нибудь важное для него самого, во-первых, и для газеты, во-вторых, настоящий герой всего нового, неизвестного, неизведанного, невозможного, — это был один из тех бесстрашных наблюдателей, которые пишут очерки под пулями, составляют хронику под ядрами, для которых опасность — только развлечение.

Он не был лишён юмора. Это он однажды, в ожидании исхода битвы, желая во что бы то ни стало сохранить за собой очередь у окошка телеграфиста, в течение двух часов передавал своей редакции по телеграфу текст первых глав библии. Это стоило «Нью-Йорк геральд» две тысячи долларов, но зато газета первой получила важное известие.

Гедеону Спилету было не больше сорока лет. Это был человек высокого роста. Рыжеватые бакенбарды обрамляли его лицо. У него были спокойные зоркие глаза человека, привыкшего быстро схватывать всё, что творится вокруг него. От природы обладая крепким сложением, он был к тому же закалён всеми климатами мира, как стальной прут холодной водой.

Вот уже десять лет, как Гедеон Спилет работал в качестве корреспондента «Нью-Йорк геральд», украшая его столбцы своими статьями и рисунками, — он владел карандашом так же хорошо, как и пером. Он был взят в плен в то время, когда делал зарисовки к отчёту о сражении. Последними словами в его записной книжке были: «Какой-то южанин целится в меня…» Но южанин не попал в него, ибо у Гедеона Спилета вошло в привычку выходить из всяких передряг без единой царапины.

Сайрус Смит и Гедеон Спилет, знавшие друг друга только понаслышке, оба были доставлены в Ричмонд. Познакомившись случайно, они понравились друг другу. Оба они были поглощены одной мыслью, оба стремились к одной цели: бежать во что бы то ни стало, присоединиться к армии генерала Гранта и снова биться в её рядах за единство штатов!

Смит и Спилет были готовы использовать всякий случай для побега, но несмотря на то, что им было разрешено свободно ходить по всему городу, Ричмонд так хорошо охранялся, что бегство из него представлялось совершенно невозможным.

В это время к Сайрусу Смиту пробрался его слуга, преданный ему на жизнь и на смерть. Этот храбрец был негром, родившимся в поместье инженера от отца и матери — невольников. Сайрус, сторонник освобождения негров не на словах, а на деле, давно освободил его. Но и свободный, негр не захотел покинуть своего хозяина.

Это был человек лет тридцати, сильный, ловкий, смышлёный, кроткий и спокойный, иногда немного наивный, всегда улыбающийся, услужливый и добрый. Его звали Навуходоносором, но он предпочитал этому библейскому имени сокращённое — Наб.

Узнав, что Сайрус Смит попал в плен, Наб, не раздумывая, покинул Массачусетс, пробрался к Ричмонду и, двадцать раз рискуя жизнью, умудрился проникнуть в осаждённый город.

Но если Набу удалось пробраться в Ричмонд, это не значило, что оттуда легко было и выбраться. Пленные федералисты[6] находились под непрерывным надзором, и нужен был какой-нибудь из ряда выходящий случай, чтобы предпринять попытку к побегу хоть с маленькой надеждой на успех. Но этот случай не представлялся, и, казалось, не было надежды, что он когда-нибудь представится.

В то время, как военнопленные мечтали о бегстве из Ричмонда, чтобы снова вернуться в ряды осаждающих, некоторые осаждённые не менее нетерпеливо стремились покинуть город, чтобы присоединиться к войскам сепаратистов. В числе этих последних был некто Джонатан Форстер, ярый южанин.

Армия северян, кольцом обложившая Ричмонд, давно прервала связь между городом и главными силами южан. Губернатору Ричмонда необходимо было уведомить командующего армиями южан, генерала Ли, о положении дел в городе, чтобы тот ускорил присылку подкреплений. Джонатану Форстеру пришла в голову мысль подняться на воздушном шаре и по воздуху достигнуть лагеря сепаратистов. Губернатор одобрил эту мысль.

Для Джонатана Форстера и пяти товарищей, которые должны были сопровождать его в полёте, был построен аэростат. Гондола шара была снабжена оружием и продовольствием на случай, если воздушное путешествие затянется.

Отлёт шара был назначен на 18 марта, ночью. При умеренном северо-западном ветре аэронавты должны были через несколько часов добраться до лагеря генерала Ли.

Но северо-западный ветер с утра 18 марта засвежел и стал больше походить на ураган, чем на бриз. Вскоре разыгралась такая буря, что отъезд пришлось отложить: нечего было и думать рисковать аэростатом и жизнью людей при такой ярости стихии.

Наполненный газом шар, пришвартованный на главной площади Ричмонда, готов был взвиться в воздух, как только хоть немного спадёт ветер. Но 18 и 19 марта прошли без какой бы то ни было перемены. Напротив, пришлось укрепить шар на привязи, так как порывы бури почти валили его на землю.

В ночь с 19 на 20 марта ураганный ветер стал ещё свирепее. Отлёт опять пришлось отложить.

В этот день инженера Сайруса Смита остановил на улице совершенно незнакомый ему человек. Это был моряк по имени Пенкроф, загорелый, коренастый, лет тридцати пяти — сорока на вид, с живыми глазами и хитроватым, но добродушным выражением лица. Пенкроф также был североамериканцем. Он объездил все моря и океаны обоих полушарий, прошёл сквозь огонь и воду, и не было, кажется, на свете приключения, которое могло бы удивить или испугать его.

В начале этого года Пенкроф приехал по делам в Ричмонд вместе с пятнадцатилетним юношей, Гербертом Брауном, сыном его покойного капитана; Пенкроф любил Герберта как родного.

Не успев выехать из города до начала осады, Пенкроф, к великому своему огорчению, сам очутился на положении осаждённого. Всё это время его преследовала одна мысль: бежать!

Он знал понаслышке инженера Смита и не сомневался, что этому деятельному человеку также был тягостен плен в Ричмонде. Поэтому-то, не колеблясь, он остановил его на улице следующим вопросом: