Евгений Коршунов - Рассвет в дебрях буша Страница 6

— Вы молоды, Майк… — Она неожиданно назвала Брауна по имени. — Моему старшему сыну было бы столько, сколько вам. Гомеш мечтал — он станет офицером…

— Он умер? — растерялся Майк.

— Убит неделю назад в буше. Он был с «фридомфайтерами», которые громили вашу «Огненную колонну». Это и добило моего Гомеша! — четко выговаривая каждую фразу, сказала вдова.

Потрясенный, Майк глядел на женщину широко раскрытыми глазами.

— И… капитан Гомеш… как же он…

— Он ненавидел фашистов, — последовал четкий ответ.

«Гомеш — враг португальцев! Нет, не португальцев! Мелинда сказала — фашистов! Он читал о фашизме: Гитлер, Муссолини, это все в прошлом. Сейчас речь идет совсем о другом… Ведь, если Гомеш одобрял… сам послал своего сына в буш, значит…» — Голова шла кругом. Майк поймал себя на том, что почти не слушал, о чем говорит Мелинда. Только осмыслил последние фразы:

— …детей я уже отправила в буш. Но сама я отсюда не уйду…

Она выжидающе смотрела на Майка. Юноша закусил губу.

— Туги… — Майк произнес это слово впервые, превозмогая себя. — Туги знают, чем вы здесь занимаетесь. У них есть люди в штабе Кэндала. Мне говорил Фрэнк Рохо.

Мелинда спокойно кивнула:

— Мне известно это.

— Вам надо уходить. Немедленно. Вас не трогали, пока был жив ваш муж. Уходите же, скорее! — Майк просил, почти умолял.

— Я не имею права. Когда-нибудь вы это поймете… сеньор команданте!

Мелинда поднялась со стула, аккуратно расправила складки своей широкой и длинной вдовьей юбки. Лишь в тот момент, когда дверь за нею закрылась, Майк вспомнил: записка в кармане куртки! Ведь именно об этом он хотел поговорить с Мелиндой…

Майк кинулся к двери, но у самого порога почти столкнулся с капитаном Коста.

— Мне очень неприятно, капитан Браун… — бесцветным голосом сказал он, усаживаясь затем перед столом Майка. — Наш дорогой полковник хватил сегодня лишку.

Он поправил свои волосы и огляделся.

— В этом арсенале можно неделю отбиваться от целого батальона! Покойный Гомеш был предусмотрительным человеком.

Коста кивнул на пулемет и ящики с гранатами в углу. Держал он себя слишком самоуверенно, и Майк не выдержал.

— Когда прикажете сообщить в Гидау о вашем возвращении? Насколько я понимаю, комиссия свою работу закончила. А мне бы не хотелось дольше привлекать внимание мятежников таким призом, как… вертолет. — Он кивнул за окно — туда, где стоял «алуэт», на котором прилетела комиссия полковника де Сильвы.

Коста скривил в улыбке тонкие бледные губы.

— Не будем валять дурака, капитан, — холодно заговорил он. — И я всегда не любил наемников… Да, да, я все о вас знаю. Отец — плантатор, сын — идейный борец за идеалы свободного мира. Так вот, послушайте меня. Комиссия, вся эта игра в следствие — ерунда. Если вы относились к нашим расспросам серьезно, то мне очень жаль вас.

— Продолжайте!

После первых ошеломляющих фраз Коста Майк уже овладел собою.

— Мы останемся в форте еще дней десять, от силы — две недели, — тянул Коста слово за словом. — В форте уже пущен слух, что наш вертолет сломался и мы ждем запасные части.

Майк сдержанно кивнул:

— Это ваше дело, сеньор капитан.

— Но и вам придется принять участие в нашей маленькой игре, — продолжал Коста. — Теперь комендант форта — вы, и не удивляйтесь, если придется заниматься не только зашитой бетонных коробок от мятежников. К вам будут приходить черные… из буша. Они будут приносить вам донесения, которые приказано передавать коменданту. Только коменданту. Гомеш… во всяком случае, мы не успеем сообщить о смене адресата.

ПИСЬМА ИЗ ДЖУНГЛЕЙ

Все эти вечера Елена и Евгений проводили вместе на вилле советника. Мама Иду даже настояла, чтобы на время отсутствия отца Евгений перебрался сюда жить.

По утрам, когда еще не было жары, они ездили купаться на океан, мили за три от дома, на велосипедах. Они мчались по твердым, как бетон, тропинкам сквозь плантации кокосовых пальм.

Наплававшись вдали от берега, они медленно возвращались и, дождавшись хорошей крутой волны, ловко выкатывались на ее гребне на сероватый влажный песок.

Потом они лежали на песке, а вокруг была тишина: лишь ритмично шлепались о берег теряющие силу волны, шипела убегающая пена. Мир был необъятен в своей тишине и прозрачности.

— Молодые люди, так недолго и сгореть! — вдруг раздался над ними чей-то веселый голос. — Наше солнце белой кожи не любит.

На берегу, повыше их, там, где кончалась — кокосовая роща и начинался песок пляжа, стоял африканец в костюме «сафари». Он казался очень высоким из-за своей невероятной худобы и непропорционально маленькой головы на узких плечах.

— Доброе утро, мисс Мангакис, доброе утро, товарищ Корнев! — учтиво поклонился, подойдя к молодым людям, африканец и приветливо улыбнулся. — Майор Араухо, начальник контрразведки армии Республики Гидау.

Голос его был мягок, добродушен, хотя в нем и проскальзывали легкие насмешливые нотки, словно он все время посмеивался сам над собою.

— Извините, что я помешал вашему уединению. Видите ли, должность у меня такая, что ни мне к вам, ни вам ко мне лишний раз заходить не следует.

Араухо опять засмеялся, но, сразу же оборвав смех, достал из нагрудного кармана два сложенных пополам конверта. Один протянул Елене, другой — Евгению.

На нежно-голубом конверте с алжирской маркой юноша увидел крупные, размашистые строчки адреса, написанные отцом: «Е. Корневу, г. Габерон, Республика Богана».

— Отец в Алжире? — поразился Евгений.

— А у мисс Мангакис письмо из Нью-Йорка.

— Но… — хотела что-то сказать Елена..

— Нет, мисс! — почти торжественно провозгласил майор Араухо. — Ваши родители в Освобожденной зоне Республики Гидау. А конверты… Конечно, конспирация не бог весть какая, но, попади они в лапы тугам, тем пришлось бы поломать себе головы.

Отец писал Евгению, что дела идут на поправку. Сын мамы Иду извлек из ноги четыре пули. «Отличные сувениры!» — шутил отец; а через неделю пойдет караван с ранеными, с которым отправят в Богану и его. Если все будет хорошо, он успеет как раз к самолету в Москву. Ему, Евгению, надо заказать билеты и заняться упаковкой вещей. Жаль только, что не удастся побывать на церемонии провозглашения независимой Республики Гидау.

Было в письме и о том, что Евгению уже восемнадцатый год, он взрослый и отец надеется, что он больше не будет делать глупостей — намек на недавнее путешествие с мамой Иду.

Елена, прочитав свое письмо, обратилась к майору: