Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин Страница 6

— Наверное, в США было очень интересно?

— Как тебе сказать? — Мамкин сделал глоток вина и стал разминать сигарету. Услышав шаги жены, настороженно замолчал.

На другой день Зинаида Петровна снова попросила рассказать о жизни в США.

— Нет настроения, — отмахнулся Мамкин, и ей показалось, что он жалеет о том, что проговорился о загранице…

Да, тут было над чем задуматься.

Я поблагодарил Зинаиду Петровну за беседу и отправился к себе. Вызвал подозрение тот факт, что цель своих поездок Мамкин скрывает даже от жены, выдает их за служебные.

Со слов Павлова и Каретникова я знал, что никаких служебных дел в Краснореченске у Мамкина не было. Не исключалось, что это любовные встречи, но настораживала строго соблюдаемая периодичность — первая суббота каждого месяца. Если бы он ездил к любимой женщине, думал я, то за полгода хоть один раз наверняка нарушил бы расписание встреч.

Капитан Вдовин пришел на службу в восемь часов утра, поздоровался, открыл окно и молча уселся за свой рабочий стол. Настроение у него, как видно, было подавленное.

— Что с вами, Петр Акимович? — спросил я.

— Старость подходит, здоровье ухудшается, а требования по работе с каждым днем повышаются. Наверное, пора уходить.

Я стал успокаивать Вдовина, что пятьдесят лет — это возраст зрелости для мужчины.

— Пятьдесят — это по паспорту, — с грустью отвечал Петр Акимович. — А кто сосчитает, сколько лет мне фактически? У нас год службы надо считать за три года нормальной жизни.

— Петр Акимович, а сколько лет вы работаете в органах? — спросил я.

— Календарных больше двадцати пяти.

— Немало. Расскажите, как начинали?

Вдовин вздохнул.

…Летом девятнадцатого года его, шестнадцатилетнего комсомольца, зачислили в отряд особого назначения, созданный в Пензе. Через месяц отряд направили в распоряжение Тульского укрепрайона. Туле угрожал белогвардейский корпус Мамонтова. Потом отряд участвовал в обороне Петрограда от Юденича; там он познакомился с Сашей Косаревым, который затем стал секретарем Пензенского губкома комсомола, а в двадцать девятом году — генеральным секретарем Цетрального Комитета ВЛКСМ. Косарев и рекомендовал Вдовина на службу в органы ОГПУ.

— За четверть века всякое было: и радости, и обиды, и огорчения. Нет, дорогой Максим Андреевич, надо уходить, для дела пользы мало от меня и себе во вред, — неожиданно заключил он.

Вдовин достал из стола лист бумаги и начал писать рапорт об увольнении на пенсию. Положил его в свою неизменную папку и ушел к начальнику отдела.

У Павлова как-то возникала мысль: предложить Вдовину уйти в запас, однако рапорт капитана удивил его.

— Не вовремя, Петр Акимович, с этим, — проговорил Владимир Васильевич, прочитав рапорт. — Вот найдем вражеского агента, тогда пожалуйста.

— Когда-то уходить надо, — сказал Вдовин, опуская взгляд.

Предложение начальника отдела отложить увольнение до завершения поиска он вроде бы не принял во внимание. Может быть, так оно и было: Петр Акимович знал, что в чекистской работе всегда есть важные и неотложные дела.

— Я так думаю, товарищ майор, у каждого человека есть свой, так сказать, предел, и нужно уметь вовремя остановиться, уступить место молодому товарищу, начинающему жизнь.

— Все это, к сожалению, верно, — согласился Павлов. — Вы твердо решили?

— Да, товарищ майор, чего уж себя мучить и другим мешать.

— Ну что ж, раз достигли своего предела, — грустно пошутил Павлов, — не стану препятствовать, хотя расставаться с вами жалко… Что нового? — спросил он, когда вопрос с увольнением был исчерпан. — Как идет проверка работника военторга Белова?

— Пока ничего интересного, — вяло проговорил Вдовин.

Едва закрылась дверь за Вдовиным, постучался и вошел узкоплечий мужчина, лет тридцати, в сером коверкотовом костюме.

— Лиговский! Явился по вашему вызову, — почти по-военному представился инженер.

— Прошу, Геннадий Казимирович. — Майор жестом указал на стул.

Лиговский сел, в его карих глазах блуждала ироническая усмешка.

— Чем обязан? — спросил он, поправляя яркий галстук, завязанный большим узлом.

— Во-первых, я хотел просто познакомиться с вами.

— Весьма польщен, — проговорил Лиговский насмешливым тоном.

— Во-вторых, надо поговорить, — сказал Павлов, будто не замечая тона, каким разговаривает с ним инженер. — Прошу понять меня правильно: это не допрос, а, если хотите, партийный разговор начистоту.

— Задавайте вопросы, я буду отвечать.

— Вы не задумывались, Геннадий Казимирович, над тем, что иногда вольно обращаетесь с доверенными вам секретными сведениями?

— Я что-то разгласил?

— Пока нет. За разглашение государственной тайны, как вам должно быть известно, установлена уголовная ответственность. До этого дело не дошло, поэтому мы пригласили вас просто для беседы.

— Слушаю вас, товарищ майор, — Лиговский стал вдруг серьезным, усмешка сошла с его лица.

— Вы в группе офицеров вели разговор, из которого те сделали близкие к истине выводы о назначении площадки. Никакого расследования по этому поводу мы не вели, решили честно и откровенно побеседовать с вами.

— Спасибо! — Лиговский достал из кармана платок и вытер выступившую на лбу испарину. — Я тоже буду откровенным: нежелательный разговор, о котором дошли слухи до вас…

— Сведения, а не слухи, — поправил Павлов.

— Извините. Разговор, о котором вы располагаете сведениями, был. Когда я услышал, что офицеры из моих слов делают далеко идущие предположения и догадки, понял: сболтнул лишнее. Каюсь, переживаю…

— Очень хорошо, Геннадий Казимирович, что вы поняли и переживаете свою ошибку: это гарантия того, что не повторите ее. Напомню одно мудрое изречение: не всегда говори то, что знаешь, но всегда знай, что говоришь.

— Простите, товарищ майор, больше такое не повторится. Мне стыдно…

— Ну что ж, как говорится, принимаем ваше заявление к сведению. Желаю успехов в работе. Не забывайте о