Станислав Струмп-Войткевич - Агент № 1 Страница 60

Немцы прекрасно понимали ту роль, которую играли в подпольном движении греческого Сопротивления Иванов и его товарищи. Кроме специально расставленных патрулей, за дорогой следило и множество тайных агентов, которых умудрились разместить даже в окнах домов, стоящих по обеим сторонам улиц, где должна была двигаться трагическая процессия. В первой машине ехали офицеры, во второй находились осужденные, в третьей — наряд солдат, выделенный для расстрела.

С трудом взобрались заключенные на грузовик. Георгий держался рядом с ксендзом. Когда машины тронулись в путь, он тихонько шепнул:

— Святой отец, прошу вас, незаметно нагнитесь и завяжите у меня шнурки… Только, пожалуйста, покрепче…

Священник просто не знал, что и думать о такой странной просьбе. Не придавая этому особого значения, он наклонился и кое-как завязал шнурки. По-видимому, взволнованному и усталому старику это давалось с трудом. Георгий только на мосту через Кифиссос почувствовал, что шнурок на левом ботинке затянут, а почти у места был, наконец, завязан и правый шнурок. Подняв на осужденного выцветшие глаза, ксендз прошептал зловещее слово: «Кесариани», — и губы его зашевелились в молитве.

— Спасибо! Но вы хорошо завязали? — спросил Георгий.

Священник согласно кивнул, правда, он тут же подивился причуде осужденного, который в такой момент может думать о подобных мелочах. Одновременно с этим ксендз заметил, что узник опустил руки, как бы забавляясь звяканьем кандалов. Тем временем Георгий начал работу рук. Ладони его сузились и вытянулись, длительная тренировка дала свой результат — кисти рук могли эластично изменять форму, а смоченная слюной кожа только кое-где сопротивлялась. Радостно вздохнув, Георгий освободился сначала от одного, потом от другого браслета. Теперь он придерживал кандалы только большими пальцами, чтобы можно было думать, что он по-прежнему закован. С минуту Георгий раздумывал, имеет ли смысл воспользоваться ими в качестве оружия, однако все зависело от обстоятельств: в каком пункте остановятся машины, в каком порядке будут выводить приговоренных, как будет вести себя конвой. С горечью думал он сейчас о своих товарищах по несчастью, сгорбившихся и угасших, на лицах которых сейчас читалось выражение крайней усталости и безразличия. Если бы он мог им помочь!

…Итак, на рассвете 4 января 1943 года перед казарменными зданиями в Кесариани остановились три автомашины, в одной из которых сидели люди, приговоренные к расстрелу. Шесть греческих полицейских, которые охраняли это мрачное место, уже поджидали их. Старший из них, Георгиос Стоматопулос, внимательно следил за каждой казнью. Поддерживая связь с Сопротивлением, он должен был докладывать подпольщикам обо всем происходящем на стрельбище. В последнее время он с особым вниманием вглядывался в лица узников, зная, что среди приговоренных находится Малиопулос, у которого он не раз бывал.

Первыми вышли из машины немцы и сразу же окружили фургон с заключенными. В полумраке зимнего утра их лица казались мертвенно-белыми. Рядом с немцами, по заведенному здесь порядку, выстроились полицейские Стоматопулоса. Из машины поочередно начали выходить осужденные. В одном из них Стоматопулос неожиданно узнал мнимого англичанина, которого он не так давно встречал у Малиопулоса. Оба внимательно посмотрели друг на друга, потом полицейский, как бы выполняя просьбу, вытащил пачку сигарет и угостил ими приговоренных. Иванов взял сигарету, делая вид, что ему мешают ручные кандалы, однако при свете спички пораженный Стоматопулос увидел, что руки «англичанина» свободны…

Из машины вывели еще четверых осужденных, видимо принадлежавших к какой-то другой группе. Теперь немцы были заняты подсчетом своих жертв. И здесь, как вспоминали впоследствии свидетели, Георгий Иванов в великолепном, по-настоящему тигрином прыжке бросился на окружавший его кордон, сбил с ног одного из немцев, второму швырнул в лицо горящую сигарету и мгновение спустя был уже в нескольких метрах от группы. Он бежал зигзагами, но с необычайной быстротой в сторону забора, тянущегося с правой стороны от места казни. От группы деревьев его отделяло уже несколько шагов, еще мгновение — и он, вбежав за деревья и перепрыгнув через невысокий забор, окажется на заросшем кустарником пустыре, покрытом буграми. Ему удалось отбежать от растерявшихся немцев на добрые пятьдесят метров, когда раздались первые беспорядочные выстрелы. Стоматопулос тоже достал револьвер и несколько раз выпалил в воздух, торжествуя в глубине души, что наконец-то он оказался свидетелем борьбы за жизнь, наконец-то нашелся обреченный, который не покорился и не поддался страху перед смертью. И тут ему показалось, что беглец споткнулся у дерева, как бы наступив на свои шнурки. А мгновение спустя его настигли пули…

Припадая на правую ногу и зажав рану на простреленном бедре, Георгий сделал несколько шагов в сторону стены, но там силы оставили его и он упал на землю…

На выстрелы прибежал офицер, который минуту до этого спокойно сидел в машине и курил, не интересуясь расстрелом.

— В чем дело, что случилось? — крикнул он.

— Бежал. Теперь, пожалуй, придется отвезти его в тюремную больницу…

— Нет, приказано расстрелять. И приказ должен быть выполнен! Даже если бы он был мертвым, мы должны были бы расстрелять и мертвого!

Георгия притащили назад и теперь уже привязали к врытому у стены столбу. Раненый не сопротивлялся, все оставшиеся силы он направил на то, чтобы совладать с болью. Офицер подошел к жертве, чтобы завязать ей глаза. У присутствующих сохранилось в памяти то неописуемое выражение ненависти и презрения, с которым Иванов смотрел на фашистов. К столбу подбежал старик ксендз.

— То, что вы хотите совершить, — кричал он офицеру, — является нарушением международного права… Нельзя расстреливать раненого…

Он убеждал, уговаривал, наконец, просил, но немцы продолжали свое дело, не обращая на старика ни малейшего внимания.

— Я уловил момент, — рассказывал позднее священник, — и благословил раненого. В то время Иванов уже пришел в себя…

После того как Георгия привязали к столбу, немец зачитал решение суда. Георгий слушал без малейшего интереса, только глаза его смотрели на врагов с безграничным презрением. Кровь ручьем хлестала из его ран. Когда Иванова спросили, не хочет ли он что-либо сказать ксендзу, тот коротко ответил: «Нет». Раздался залп, и голова героя упала на грудь.

6 января 1943 года греческие газеты опубликовали сообщение о приговоре и о казни группы Иванова-Шайновича. Тела жертв были похоронены на кладбище в Неа-Коккинья, а допуск к их могилам был запрещен. Однако, как рассказывал кладбищенский сторож, на могилу Георгия Иванова приходила какая-то дама, одетая в черное, и приносила цветы.