Луи Буссенар - Путешествие парижанина вокруг света Страница 61

Замаскированное таким образом невольничье судно нельзя было не принять за жалкие останки потерпевшего крушение судна, хотя все это было только великолепная подделка. Это превращение, произошедшее с судном, могло сравниться с преображением актера, который из джентльмена за несколько минут становится отвратительным пропойцей, а из пропойцы — благородным старичком. Несколько мазков, несколько черточек углем, парик — и все готово.

То же самое произошло теперь с разбойничьим судном.

По-видимому, лишенный своих двигателей и потерявший свой экипаж, этот жалкий калека должен был возбуждать у неосведомленных созерцателей сожаление, а не подозрения или опасения.

На самом же деле в межпалубном помещении скрывалось четыреста негров и чудеснейшая машина, дремавшая в данный момент, но которой предстояло вскоре пробудиться и показать себя на деле.

Хотя устье реки было весьма широко, тем не менее течение здесь было чрезвычайно сильно, и судно несло в открытое море.

На его палубе не было ни души. Другой штурвал находился в люке. Капитан занял теперь место штурвального. Винты стали работать, но очень-очень медленно и попеременно, так что носовая часть двигалась то вправо, то влево, как будто под влиянием прибоя волн, игралищем которых якобы являлось теперь это покинутое судно.

Таким образом, виляя из стороны в сторону, вращаясь и покачиваясь, это мнимое судно-мертвец вышло в открытое море.

Крейсер шел на полных парах к югу. Он миновал устье реки, не заметив ничего подозрительного.

— Обломок под бакбортом! — крикнул марсовый матрос на крейсере.

«Молния» застопорила ход. Все подзорные трубы и бинокли обратились в указанном направлении, но ничего не увидели: обломок был виден только с марса, так как сидел слишком низко.

Спустили шлюпку, и гребцы изо всех сил стали грести к обломку, все повреждения которого вскоре стали видны.

Однако странным являлось то, что, хотя этот обломок плясал на волнах, как буек, тем не менее хоть и медленно, но продолжал двигаться по направлению к открытому морю. Между тем течения в этом месте не чувствовалось, да и ветер дул с моря, следовательно, как раз в обратном направлении.

Но еще более удивительно было то, что этот обломок, видимо, уходил от шлюпки, на которой находились лучшие гребцы экипажа.

— Разрази меня гром! — крикнул чей-то зычный и гневный голос с несомненным марсельским акцентом. — Командир, нас провели! Это наверняка он, бездельник!

— Кто? — спросил командир.

— Эх, черт бы его побрал! Да этот негодяй, злодей, торговец черным товаром! Этот черный негодяй Ибрагим имеет хороших друзей!

— Скажите же толком, доктор, что вы думаете по этому поводу!

— Ах, прости господи! Да я же вам толком говорю, что это судно в таком же порядке, как наше! Это просто его профессиональный трюк. Он только пускает нам дым в глаза… Я знаю, на нем более чем на семьсот тысяч франков живого товара… О, я знаю, это все самый отборный народ! Это так же верно, как то, что меня зовут доктор Ламперрьер!.. Но как бы нам его зацепить?

— Это очень просто, — спокойно отозвался капитан, — сделать пол-оборота, догнать его, взять этот «обломок» на буксир, вернуть негров на родину и тут же перевешать весь экипаж. Вот и все, доктор!

— Речь ваша — золото, капитан! Не правда ли, Андре, — обратился доктор к нашему старому знакомому, бледному, изможденному, едва державшемуся на ногах, но следившему с напряженным вниманием за всеми перемещениями мнимого обломка судна.

— Да-а!.. — отвечал тот. — Это, вероятно, единственное средство. Но вполне ли вы уверены, доктор, что это невольничье судно?

— Я желал бы быть так же уверен в существовании моего бедного мальчика, моего Фрике! — сказал доктор, и голос его слегка дрогнул.

Между тем «Молния» с удивительной быстротой повернулась другим бортом и пошла на всех парах к одинокому «покинутому судну», все еще двигавшемуся против ветра.

Расстояние быстро уменьшалось.

Вдруг покинутое судно на мгновение осталось неподвижно, как будто остановилось, и затем, как разбойник, разом выпрямляющийся, порывает путы, устремилось вперед, как стрела, оставив далеко за собой белую пенящуюся борозду на воде.

— Ну что я говорил? — воскликнул доктор.

— Что ж, мы предпримем соответствующие меры, — отозвался капитан. — Будем его преследовать… А если этого будет мало, то сумеем всадить ему в брюхо несколько зарядов!

— А как же негры? Вы их всех перебьете!

— Эх, черт побери! Да! Бедняги тоже попадут тогда под обстрел!.. Однако нельзя терять времени… Их надо настичь!

— Не беспокойтесь: мы скоро нагоним этого бандита, иначе «Молния» не была бы самым быстроходнейшим судном нашего славного флота!

И крейсер ринулся вперед, дымя всеми трубами, с легкостью разрезая волны и оправдывая во всех отношениях свое имя и возлагаемые на него надежды.

Во время погони, несмотря на целые тонны угля, наваливаемого в топку «Молнии», крейсеру с трудом удалось сохранить первоначальную дистанцию. Но каким же образом Андре и доктор очутились на борту «Молнии»?

После исчезновения Фрике и Мажесте (вместе со слоном) Ибрагим довольно бесцеремонно отправил обоих французов в Шинсонксо. Когда те собирались отправиться на поиски пропавших мальчуганов, то Андре, схвативший злокачественную лихорадку, чуть было не умер на руках у доктора.

Своим спасением он был обязан только чуду, которое совершило искусство и самоотверженный уход доктора. Но предпринять новый поход, отправиться наудачу разыскивать в неизведанных дебрях Африки потерявшихся мальчишек нельзя было и думать. Это было бы все равно что идти на верную смерть без малейшего шанса на успех. Андре после болезни едва мог двигаться, и его выздоровление обещало надолго затянуться.

Прежде всего следовало подумать о самом неотложном, а именно спасти Андре. К счастью, аптечка португальского губернатора была весьма богата хиной, этим главным лекарственным средством против лихорадки. И как ни велико было огорчение доктора и его тревога за участь Фрике, все же он не терял надежды рано или поздно увидеть его, веря в его находчивость, изворотливость и умение парижского мальчугана вывернуться из беды. А присутствие безгранично преданного ему негритенка, местного уроженца и сына этих лесов, еще более успокаивало доктора насчет судьбы Фрике.

Разве этот мальчуган не сумел устроиться, когда остался один без крова и пищи девятилетним ребенком среди улиц Парижа, этой громадной, густонаселенной пустыни, в сущности, более ужасной, чем неизвестные леса Экваториальной Африки? И вот, когда умирающий Андре стал подавать надежду на выздоровление, на сигнальной мачте у маленького рейда Шинсонксо появился сигнал, возвещавший присутствие в этих водах французского военного судна.