Отвергнутые - Ярославия Кузнецова Страница 66

по щам этим придуркам. Предлагаю угадать с одной попытки: чьих родителей вызвали к директору? Мама сидела красная, как варёный рак, даже не пытаясь выслушать мои оправдания в том, что я не виновен. Останавливая жестом ладони мой монолог, она переключала внимание на продажную директрису, вещавшую о том, что меня нужно записать на приём к психотерапевту после попытки причинить вред двум элитным ребятам, чьи предки вкладывали в развитие школы бешеные бабки. В отличие от меня, нахлебника, учащегося при государственной поддержке одарённых детей.

Я могу бесконечно рассказывать, как эти идиоты издевались надо мной и сколько слёз было пролито в туалете для мальчиков. Но мне пора ложиться спать.

Правосудие происходит прямо на моих глазах! Всем уродам по заслугам!

P.S.

Сегодня мои пацаны подняли тему 18 сентября. Совершенно неожиданно, ведь я стараюсь вообще избегать подобных разговоров, как заинтересованное лицо. Они обсуждали «эффект бумеранга». О том, что к четырём виновникам катастрофы всё вернётся в тройном размере. Все те горе и боль, что пережили несчастные родственники погибших. А потом, вдруг, разговор плавно перетёк в божественное русло. Вроде, если и жизнь их не накажет, то уж на том свете им точно воздастся по заслугам и придётся дать ответ за каждый свой проступок. И, быть может, будь я верующим человеком, я бы согласился со всей этой чепухнёй. Но, слава богу, я атеист. Хах, оксюморон получился. Ну, ладно, переписывать уже нет времени. О чём то бишь я? Ах, да. Атеист! И, если бы внутри меня была вера в высшие силы (которые, на минуточку, что-то совсем не торопились воздавать по заслугам «богемной пятёрке», когда те хватали меня за руки и ноги и выкидывали в окно с первого этажа в сугроб), я, быть может, на секундочку и задумался бы об антигуманности моего поведения. Но. На их несчастье я атеист. Я верю, что Бог есть. Но он внутри каждого из нас. И его лик проявляется в те моменты, когда мы делаем добрые дела, проявляем терпение и смирение, испытываем любовь и дарим тепло. Лично я не нуждаюсь в осознании того, что за мной приглядывают свыше, чтобы быть хорошим человеком. Я знаю, что я хороший человек. Но у любого из нас есть точка кипения. Я не мог терпеть вечно. И это не злость. Не ненависть. Не жестокость. Нет, друзья. То, что я делаю – это справедливость. На любое действие всегда найдётся противодействие. Думаю, теперь, перед тем, как начать отравлять чужие жизни, они задумаются о последствиях. Это будет моя личная победа.

10 декабря. Прощание.

Не дольше минуты она размышляла о правильности своего решения. Затем набрала заветные цифры на домофоне.

– Кто там? – раздался голос из динамиков.

– Это Марианна, – представилась она. – Ваш сын дома? Разрешите войти?

После звукового оповещения о разблокировке замка, потянула дверь за ручку на себя и уверенно вошла в подъезд. Всего три этажа вверх. Но уже на втором от былой уверенности не осталось и следа. Хотелось развернуться и сбежать. Почему она, вообще, решила идти именно сюда? Можно было отправиться к кому угодно! Но из всех своих друзей она выбрала именно его. Почему? У неё не было ответа на этот вопрос. Отчего-то её сейчас тянуло именно сюда. К нему. Тянуло так невыносимо, что она не смогла отыскать в себе силы противостоять этому желанию.

– Организованное паломничество? – ухмыльнулся Нильс.

Он встретил её в коридоре и жестом пригласил проследовать за ним. В домашних тренировочных штанах и растянутой футболке он не выглядел как отпетый школьный хулиган. Скорее, как обычный мальчишка с соседнего двора. Светлая копна волос в беспорядке рассыпалась по его широкому лицу, прикрывая обзор. Сдув прядь со лба, он шутливо поклонился, приоткрывая дверь своей комнаты.

– Что привело тебя сюда, дочь моя? – продолжил он в том же духе, с которого начал.

– Я не могу поговорить с Данисом. Он сдался еще восемнадцатого сентября. От него осталась пустая оболочка, а я раздавлена, чтобы найти в себе силы бороться еще за кого-то, кроме себя.

– Ты ошибаешься, если думаешь, что придя сюда, обретёшь покой. Я не буду бороться за тебя. И никто не будет. Всё, что было в прошлом, там и осталось. У меня, типа, школьный академический отпуск. Я остаюсь на второй год в том же классе, но в другой школе. И, надеюсь, как только вы перестанете ходить сюда, я вас больше никогда не увижу.

– Вы? – переспросила Мари. – Кто ещё к тебе ходит? Макс?

– Тебе не узнать первое правило Клуба Отвергнутых и не вынюхивай, – улыбнулся он так ехидно, будто она должна понять его шутку.

– Забей, – снова ухмыльнулся он. – Так, зачем ты пришла? Я тебя очень внимательно слушаю.

– Юта не хочет меня видеть, – начала она.

– Прова-а-ал! И я не горю желанием, кстати. Но ведь тебя это не остановило, – перебил Нильс и с поддельным интересом раскрыл широко глаза, приготовившись слушать дальше. – Продолжай.

– А Макс с Данисом меня не поймут, – продолжила она, не обратив внимания на обидную шутку. – Остался только ты. Нильс, помоги мне. Скажи, как ты справляешься с этим? Ютку игнорируют в классе, а меня – дома. Родители ведут себя так, будто я не существую. Они накрывают на стол на двоих, а когда я сажусь рядом, молча выходят с кухни. Они не спрашивают меня, куда я пошла и во сколько вернусь. Им не интересны мои успехи в школе. Когда я начинаю что-то рассказывать, отец демонстративно прибавляет звук в телевизоре. Они не дают мне ни копейки денег. И больше не смотрят, надела ли я шапку перед выходом из дома. Что мне делать? Как еще мне просить прощения, чтобы они услышали меня? Я не знаю, как мне быть.

– Мари, ты, вообще, знаешь, что ты очень красивая? – спросил Нильс с хитрым прищуром.

– Какое это имеет отношение к моей проблеме? – не поняла она, в очередной раз ожидая подвох.

– Самое прямое. Ответь, да или нет?

– Наверное. Или нет. Я не знаю, Нильс. Никогда не задумывалась об этом раньше, – пожала она растерянно плечами, продолжая сверлить его взглядом своих опухших от слёз красных глаз.

– Я тебе открою один большой секрет, Марика. Ты безумно красива. И когда ты только-только появилась в нашей компании, мы все влюбились в тебя. И Макс. И Данис. И даже я, – ответил он.

– И что теперь изменилось?

– Просто раньше мы не знали, что ты наш братан. Невозможно сходить с ума по собственному бро, понимаешь, Мари? У нас есть нежная женственная