Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев Страница 68

Выпили. Помолчали, глядя в окно. За ним шумел ветер и отражались в Днепре зарницы, вспыхивающие на чёрном, глубоком небе. Стоял уже конец лета.

– Около хутора бродит чёрт, – сказала Ребекка, пососав трубку. Панночка подавилась салом. С трудом откашлялась.

– Какой чёрт?

– Дьявол.

Возле стола прошмыгнула крыса. Панночка, взвизгнув, задрала ноги, хоть никогда не боялась крыс. Ребекка, неуловимым движением схватив шпагу, взмахнула ею. Однако, крыса бежала чересчур быстро, и клинок шпаги расщепил надвое половицу. От взмаха пламя лампады перед иконой заколебалось. Иисус взглянул страшно.

– И где ты видела чёрта? – спросила панночка, опуская ноги.

– На кладбище. Прошлой ночью, когда ты уже спала, я пошла туда поглядеть на вырытую могилу. Перед ней стоял чёрт.

– С рогами?

– Нет, без рогов. Но это был он. Я его узнала. Его нельзя не узнать.

Тут Ребекка смолкла, прислушиваясь. Её красивые пальцы, сжимавшие эфес шпаги, были белы, как мел. Навострила уши и Лиза, но ничего не услышала сквозь вой ветра.

– Ну, и что было дальше?

– Я попыталась к нему приблизиться. Он взглянул на меня, и мои колени вдруг подогнулись. Я упала на землю и ударилась так, что лишилась чувств. Очнулась уже при свете зари, от холода. Около могилы никого не было.

– А зачем тебе вдруг понадобилось смотреть на эту могилу?

– А я люблю глядеть на вырытые могилы ночью. И вряд ли это только из-за того, что я – просто дура. Ведь получается, и чёрт любит смотреть на них! У Шекспира в «Гамлете» есть строка про тайну, всплывающую со дна могилы. Едва ли те, кто выкапывал ту могилу, предполагали, что из неё когда-нибудь всплывёт тайна. Стало быть, тайна может всплыть из любой могилы. Разве неинтересно смотреть туда, откуда может всплыть тайна?

– Дура ты, дура, – вздохнула Лиза и повела плечом. Выпили ещё. Поев холодца, Ребекка зевнула и положила голые ноги на бёдра панночки. Та, начав их гладить, спросила:

– А почему вас, жидов, не любят?

– Да будет кровь Его на нас и на детях наших, – произнесла Ребекка зловещим голосом.

– Это что?

– Евангелие.

– Ага, – промолвила панночка и задумалась. У Ребекки возникло твёрдое ощущение, что раздумье это – не над её ответом. И она не ошиблась.

– А разве в Библии не написано, что нельзя делать то, чем мы с тобой занимаемся иногда?

– Нет, там не написано, что нельзя это делать. Апостол Павел как-то издалека, с какими-то оговорками намекает, что это, дескать, не очень-то ему нравится. Вот и всё.

– А почему это ему не нравилось? Какой вред от этого?

– Так обидно ведь мужикам.

– А женщинам не обидно ложиться с теми, кто им противен?

– А кто мешает искать хорошеньких?

– Кто мешает? – вскричала панночка, – кто мешает? Совсем ты, что ли, сдурела? Мы себе разве женихов ищем?

– Да, – хмыкнула Ребекка, с досадой вынув изо рта трубку, – на это уж сказать нечего.

– Вот и дура ты! – с торжеством воскликнула панночка. Хотела что-то ещё прибавить, но тут раздался стук в дверь. Панночка вскочила. Рука Ребекки опять легла на эфес.

– Кого чёрт принёс? – заорала панночка.

– Это я, Микитка, – сказали из-за двери.

– Ты один?

– Один.

– Чего тебе надо?

– Я поросёнка принёс с поминок!

– Это другое дело, – произнесла Ребекка, не убирая, однако, руку со шпаги, – впусти его, госпожа!

Панночка сняла стальную щеколду. Микитка робко вошёл. Он, точно, нёс блюдо с весьма большим поросёнком, покрытым нежной розовой кожицей. За псарём, как обычно, шли две борзые.

– Поставь на стол, – приказала панночка, отпихнув ногою одну из них, полезшую к ней, – да попробуй только хоть что-нибудь уронить!

Микитка смущённо двинулся, как по струнке, прямо к столу. Он уже давно не хромал.

– Ну что, разве плох? – спросила Ребекка.

– Слишком уж тощий, – сказала Лиза. Поставив блюдо на стол, Микитка взглянул на них с удивлением.

– Он не тощий!

– Мы про тебя, дурак, – объяснила панночка. У Микитки дрогнули губы. Он опустил глаза и начал краснеть. Панночка спросила:

– Ну, что там, пьют холопы мои?

– Да, пьют.

– Ну, иди скажи им: если у них опять потянутся руки к вилам, пусть их берут и приходят. Нам одного поросёнка мало!

Микитка вышел. Борзые, с тоскою глянув на поросёнка и с неприязнью – на панночку, вышли следом. Заперев дверь, панночка вернулась за стол и взялась с Ребеккой за поросёнка. Он был напичкан хреном и очень сочен.

– Хорош, – хвалила его Ребекка с набитым ртом, – ой, хорош!

Сожрав поросёнка, ещё раз выпили.

– А Грицко тебе не сказал, куда он уходит? – спросила панночка, ставя ковш.

– Я тебе сто раз говорила: нет!

– Для тебя соврать – что моргнуть! Про чёрта ведь наврала!

– Нет, правду сказала.

– Конечно, правду! А то я дура, не вижу, что ты решила уйти и ищешь предлога!

Ребекка плюнула на пол.

– Если бы я хотела уйти, ушла бы и без предлогов! Но я уйти не могу, так как мой отец должен твоему восемьсот червонцев. Ты это знаешь.

– Ребекка, милая! Если тебя держит возле меня лишь долг твоего отца и ничего больше – можешь идти. Я отцу скажу, что ты отработала эти деньги.

– Спасибо, панночка. Только я хочу ещё побыть здесь.

– Зачем тебе это? Ведь ты свободна в выборе мужа. Ищи его хоть в Москве, хоть в Киеве, хоть в Париже, хоть в Петербурге! Неужто здесь быстрее найдёшь?

– Так уже нашла.

Лиза улыбнулась, решив, что скрипачка шутит.

– И кто же он, интересно? Дорош?

– Нет. Чёрт.

– Совсем упилась?

Над столом кружил мотылёк. Прищурившись на него, Ребекка подняла шпагу, и – рубанула наискось, сверху вниз. Панночка от страху зажмурилась. Мотылёк, напротив, не испугался, так как клинок просвистел весьма далеко от него. Досталось ковшу, стоявшему на столе. Шпага рассекла его надвое. Повреждён был также и стол. Лиза усмехнулась. Ребекка же, как ни странно, была вполне удовлетворена своим результатом.

– Видишь, трезва!

– Значит, ты изменишь мне с чёртом?

– Нет, я буду ему изменять с тобой. А потом ограблю его до нитки, и мы с тобой поедем в Париж. Ой, ой! Не, не, не! Мне в Париж нельзя. У меня там – муж! Поедем в Мадрид. У меня там двое мужей, но они предпочтут меня не узнать. А если ко мне подошлют убийцу…

– Это всё мне не нравится, – перебила панночка.

– Да не бойся! Я никогда не брошу тебя. Сказала – не брошу, значит – не брошу! Мне с тобой хорошо. Но мне должно быть и плохо. Ты понимаешь, о чём я тебе толкую?

– Мне наплевать! – закричала панночка, – наплевать! Иди хоть к быку!

Ребекка подняла бровки.

– Думаешь, побоюсь? Думаешь, шучу? А я не боюсь ни смерти, ни пекла! Могу пойти даже к ним… ну, к этим, которые с вилами меня звали! Пошли туда?

С этими словами Ребекка встала. Её качнуло. Она швырнула шпагу на лавку.

– Могу без шпаги пойти! Ты идёшь со мной? Или будешь здесь поросячьи кости