М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) - Михаил Иванов Страница 68

– Ах вот в чём истинная причина! – глаза Санни широко раскрылись от внезапной догадки – да так и застыли ледяными озёрами. – Ты потерял…

– Ну, довольно! – произнёс Март неожиданно для себя резко и так поспешно, словно испугался того, что может услышать. – Решение уже принято! Сколько можно оправдываться и спорить… с самим собой?!

Он поспешно прижал ладони к глазам, забормотав подобие молитвы или заклинания:

– «Как только рассеется туман иллюзий, перед человеком откроется возможность верно наметить свой путь, а наметив его, видеть, куда следует поставить ногу, чтобы сделать очередной шаг. Конечно, если он к этому готов и у него есть значимая цель…» А у меня есть цель! – и рывком отнял ладони от лица.

Он и не заметил, что прокусил губу: кровь размазалась, затекла в угол рта… Почувствовав солоноватый привкус, Март нахмурился невнятному тревожному ощущению, мотнул головой, прогоняя его.

Санни всё это время не отрываясь глядела на Марта совсем уже огромными, испуганными глазами.

– Упрямая… – выдохнул он.

– Это ведь не твои слова, Марти! – торопливо заговорила девушка. – Ты уверен, что цель эта – действительно твоя? Ты не боишься, что окажешься вовсе не там, где рассчитывал оказаться?

– Реальность всегда неожиданна, но я готов принять её независимо от моих желаний и предпочтений. Я не отступлю. Так или иначе – только время покажет…

– Время-то покажет – но вспять его будет уже не обратить!

– Это твой последний аргумент?!

Санни посмотрела с болью.

– Ты действительно стал совсем другим… человеком… Март…

Словно лёгкая волна пробежала, всколыхнув облик девушки, и он подёрнулся рябью, размылся, а затем и вовсе испарился – так ранней осенью с остывшего за ночь оконного стекла пропадает туманный след живого дыхания. Взгляд Санни – гаснущий останец света на сетчатке – ещё звучал некоторое время затухающим отголоском оборвавшейся струны, но тоже скоро исчез…

Март помотал головой, помассировал глаза, снова открыл их, проморгался. Внутренняя болтовня – самокопание и споры с призраками тех, кого знал когда-то, – всё ещё донимала его. Это от неуверенности, это пройдёт. Он лубоко вздохнул.

– Вот такой вот менетекел…

Март снова втянул носом воздух, на этот раз медленно, чтобы почувствовать малейшие оттенки запахов, и улыбнулся краем губ небу: а он, оказывается, совершенно отвык от этого неяркого, подёрнутого сероватой кисеёй свода, от наполненной бархатистой пылью и солоновато-кислым привкусом автомобильных выхлопов атмосферы (теперь таких непривычных – почти незнакомых, – но от которых неожиданно остро защемило в груди!), будто не каких-то три года, а целый век минул с тех пор, как простодушный и легкомысленный молодой человек по имени Март любовался вот этим же самым не особо красивым небом, дышал этим не слишком чистым и ароматным воздухом – не различая, впрочем, подобных нюансов во всеохватной гармонии несовершенства… В общем, жил себе не тужил и даже наслаждался жизнью. И вот, спустя кардинально отмежевавшую его от прошлого пропасть времени, он таки вернулся сюда, к отправной точке блужданий, – но отнюдь не прежним, наивным и беззаботным мальчишкой, и вовсе не для того, чтобы замкнуть некий круг своего существования, превратив его тем самым в бесконечную, безостановочную, муторную до тошноты карусель, – напротив: чтобы, завершив исчерпавший себя виток, положить начало принципиально новому!

Новое… Давненько он не испытывал присущей всем абитуриентам смеси благоговейного трепета и робости, ещё долго после зачисления на первый курс наполнявшей его потаённой душевной дрожью при виде торжественно-основательного, поистине олицетворяющего апофеоз академической науки здания университета! Давненько и вспоминать перестал, какие обволакивающе-гулкие звуки обитают в лабиринтах пустеющих лишь к позднему вечеру коридоров – а ведь даже снились когда-то! Но стоило опять оказаться здесь, как позабытые ощущения проснулись, заговорили, раскрасили потускневший образ – и тот вновь зазвучал, отозвавшись щекочущим звоном во всём теле и заставив взволнованно биться сердце!

Однако вместе с ожившими воспоминаниями пробудились и сомнения. Немудрено: ведь столько связано с этим местом (способно ли что-нибудь так же связать теперь?), и что если этот шлейф из спутанных нитей воспоминаний, воскресших привязанностей и привычек так и будет тянуться за Мартом бесконечно, цепляясь за всё подряд, тревожа звоном, замедляя и тормозя – и в итоге сбивая с намеченного пути? Или, ожив на короткое время приступом фантомной боли, уже завтра сотрётся этот след, утихнет и пройдёт звон?..

Площадь перед главным корпусом практически пустовала: небольшая группа студентов оккупировала скамью поодаль, бурно обсуждая что-то, да временами открывались и закрывались массивные двери альма-матер, пропуская неизменно спешащих редких одиночек – блудных приёмышей или верных служителей, чьи неотложные дела потребовали их присутствия в чертогах духовной кормилицы в это неурочное время. Вот пожилой мужчина, зажав под мышкой незастёгнутый портфель и перебирая в руках ворох бумажных листов, пересёк двор – фигура показалась Марту знакомой. Как много их было тогда, раньше, – тех, кого узнавал он издалека по походке, по одному жесту…

Март стоял в одиночестве, разглядывая здание университета, площадь, окружавшие её деревья… Ощущая, как проносятся сквозь него знобкими волнами призраки воспоминаний… Не сосредоточенный ни на чём конкретно взгляд блуждал… и вдруг остановился, примёрз к одной точке! Ёкнуло, попав в капкан, и замерло сердце!

«Нет! Этого не может быть! Это в принципе невозможно!»

Девушка, по виду студентка старших курсов, вышла из-за деревьев, присела на скамью. Светлые, вьющиеся на концах волосы. Благородное, с ноткой надменности лицо, словно выточенное из розовато-молочного мрамора. Прямой нос, чётко очерченные губы с затаённой в уголках горчинкой, острый подбородок… Полуопущенные веки и подведённые тушью длинные ресницы… Нахмурив брови, девушка листала книгу.

«Она?!»

Глаза… Окна души, они могли бы дать безошибочный ответ, – однако, как ни старался, Март не мог поймать взгляд, и даже цвет этих полуприкрытых окон было толком не разобрать.

Март стоял столбом, неспособный сделать и шага, – что-то внутри него отключило саму возможность двигаться. Сознание полностью занял единственный вопрос, от ответа на который сейчас зависело всё. Буквально – всё!

«Она?!»

Таких совпадений не бывает, как не бывает на свете чудес! Однако… в прошлом Март не раз становился свидетелем чуда – личного, предназначавшегося исключительно ему!

Очень давно… Чудеса прекратились так давно, что уже не определить, имели они место на самом деле или являлись плодом воображения – порождением сначала детской веры в сказки, а затем юношеского романтизма и мечтательности. Волшебство рассеялось, исчезло, и как был уверен Март, навсегда. Но что в таком случае находилось сейчас прямо перед ним? Кто? Неужели опальная фантазия воспользовалась наплывом чувств, ослабившим