Уилбур Смит - Орел в небе Страница 7

Дэвид неожиданно встал в ванне, выплеснув потоки воды и мыльной пены, и принялся яростно растирать промежность. Девушки с интересом следили за ним, глаза темноволосой так расширились, что, казалось, заполнили все лицо.

Дэвид снова сел, опять выплеснув воду через край.

– Не пойду! – сказал он.

Повисла долгая тяжелая тишина.

– Как это – не пойдешь? – робко спросила Митци.

– А вот так, – ответил Дэвид. – Не пойду в "Группу Морган".

– Но ты должен!

– Почему? – спросил Дэвид.

– Ну, то есть, это решено. Ты обещал папе, что когда закончишь службу...

– Нет, – ответил Дэвид, – я ничего не обещал. Это он так решил. Вот ты сейчас сказала про совещание утром в понедельник, и я понял, что не вынесу этого. Наверно, я всегда это знал.

– Куда же ты пойдешь? – Митци опомнилась от удивления, и ее пухлые щеки залил румянец волнения.

– Не знаю. Знаю только, что не буду смотрителем чужих достижений. "Группа Морган" не для меня. Ее создали дедушка, папа и дядя Пол. Слишком большое и холодное...

Митци, разрумянившись, блестя глазами, кивнула в знак согласия, очарованная перспективой непослушания и открытого вызова.

Дэвид тоже приободрился.

– Я сам найду себе дорогу. Должно быть что-то другое, большее.

– Да. – Митци кивнула так энергично, что очки чуть не свалились с носа. – Ты не такой, как они. Ты засохнешь и умрешь в деловом костюме.

– Мне нужно найти свою дорогу, Митци. Она должна где-то быть.

Красный от обжигающей воды, окутанный легкими струйками пара, Дэвид вышел из ванны. Он натянул махровый купальный халат и отправился в спальню, а девушки шли следом и кивали, одобряя провозглашение Дэвидом Морганом независимости. Но Митци, однако, все испортила.

– А что ты скажешь папе? – спросила она.

Вопрос остановил поток Дэвидова красноречия; задумавшись, Дэвид поскреб волосы на груди. Девушки ждали.

– Он тебя вторично не отпустит, – предупредила Митци. – Без отчаянной борьбы.

В этот миг храбрость покинула Дэвида.

– Я уже все сказал ему однажды и повторять не буду.

– Сбежишь молчком? – спросила Митци.

– Я не собираюсь бежать, – с ледяным достоинством ответил Дэвид, доставая бумажник с кредитными карточками. – Просто оставляю за собой право самому определять свое будущее. – Он подошел к телефону и начал набирать номер.

– Куда ты звонишь?

– В аэропорт.

– И куда полетишь?

– Туда, куда летит первый рейс.

– Я тебя прикрою, – преданно заявила Митци. – Ты правильно поступаешь, воин.

– Еще бы, – согласился Дэвид. – Иду своим путем – и трахну всех остальных.

– У тебя найдется для этого время? – хихикнула Митци, и тут темноволосая девушка впервые заговорила, хриплым напряженным голосом, не отрывая взгляда от Дэвида:

– Не знаю, как остальные, но можно я буду первая?

Поднеся телефонную трубку к уху, Дэвид взглянул на нее и с некоторым удивлением понял, что она говорит совершенно серьезно.

Дэвид вышел в безличный бетонно-стеклянный зал прибытия аэропорта Шипол и остановился, чтобы порадоваться своему бегству и ощущению анонимности в равнодушной толпе. Кто-то коснулся его локтя, он повернулся и увидел высокого улыбающегося голландца, глядящего на него сквозь безободковые очки.

– Мистер Дэвид Морган? – Дэвид смотрел на него, разинув рот. – Я Фредерик Ван Гент, из "Голландско-Индонезийской транспортной компании". Мы имеем удовольствие представлять в Голландии интересы компании "Перевозки Морганов". Большая честь познакомиться с вами.

– О господи, нет! – устало прошептал Дэвид.

– Простите?

– Ничего. Прошу прощения. Приятно познакомиться, – Дэвид, сдаваясь, пожал руку голландца.

– У меня для вас два срочных сообщения, полученных по телексу, мистер Морган. – Ван Гент театрально протянул бумаги. – Я специально приехал из Амстердама, чтобы доставить их.

Первое – от Митци, поклявшейся не выдавать его.

"Глубочайшие извинения твое местопребывание вырвано на дыбе клещами тчк будь храбр как лев зпт яростен как орел с любовью Митци".

Дэвид сказал:

– Заложила, сучка, – и открыл второй конверт.

"Твои сомнения понятны ты прощен тчк уверен здравый смысл со временем приведет тебя к выполнению долга тчк твое место всегда ждет тебя с любовью Пол Морган".

Дэвид сказал:

– Хитрый старый ублюдок, – и сунул оба конверта в карман.

– Будет ли ответ? – спросил Ван Гент.

– Спасибо, нет. С вашей стороны было очень благородно так обеспокоиться.

– Никакого беспокойства, мистер Морган. Могу я вам чем-нибудь помочь? Вам что-нибудь нужно?

– Ничего, но еще раз спасибо.

Они обменялись рукопожатием, Ван Гент поклонился и ушел. Дэвид подошел к прилавку "Эйвис"[1], и девушка за стойкой улыбнулась ему.

– Добрый вечер, сэр.

Дэвид предъявил карточку "Эйвис".

– Мне нужен небольшой автомобиль.

– Минутку. У нас есть "Мустанг мах один". – Девушка была яркой блондинкой с чистым розовым лицом.

– Превосходно, – заверил ее Дэвид.

Заполняя бланк, она спросила:

– Впервые в Амстердаме, сэр?

– Говорят, самый интересный город Европы. Это верно?

– Если знаешь, куда пойти, – ответила она.

– Может, покажете? – спросил Дэвид, и она притворно-равнодушно, а на самом деле расчетливо, взглянула на него, приняла решение и продолжила писать.

– Пожалуйста, подпишите здесь, сэр. Сумму снимут с вашего счета, – и добавила, понизив голос: – Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы по контракту, можете связаться со мной по этому телефону – после работы. Меня зовут Гильда.

Гильда жила в квартире над каналом вместе с тремя другими девушками, которые не выразили удивления и не возражали, когда Дэвид принес по крутой лестнице свой единственный чемодан. Гильда показала ему несколько дискотек и кофейных баров, где мелкие отчаявшиеся людишки распинались о революции и откровениях гуру. Через два дня Дэвид убедился, что от всей этой малосъедобной дряни его тошнит и что умишко Гильды так же гладок и пуст, как ее личико. Он с беспокойством глядел на людей, которые съезжались в этот город отовсюду, привлеченные известием, что в Амстердаме самая понимающая полиция. Дэвид замечал в них симптомы собственного беспокойства, узнавал товарищей по несчастью. Но вот с низин, как души мертвых в Судный день, начал подниматься влажный холод, а если ты рожден под солнцем Африки, жалкое зимнее солнце севера не может его заменить.