Владимир Матвеев - Золотой поезд Страница 7

— Зато никто не влезет.

— Куда?

— К нам.

— Кто к вам полезет?

— Разведчики, шпионы…

Воздвиженский повернул электрический выключатель. Лампочка осветила маленькую, хорошо обставленную комнатку с мягким кожаным диваном, на котором белели простыни и подушки.

— Подождите здесь! — сказал он и исчез за дверью.

Ребров прислушался. Где-то в комнатах застучали прикладами, зашевелились люди. Слышно было, как Воздвиженский визгливым тенорком вызывает центральную телефонную станцию. Потом глухо захлопнулась дверь, и Воздвиженского не стало слышно.

«К своим вождям звонит, — подумал Ребров. — Развели канитель».

Через полчаса отряд в тридцать человек шагал по Клубной улице к золотосплавочному двору. Впереди всех в драповом пальто, в шляпе, с маузером через плечо шел Воздвиженский.

Золотосплавочный двор находился под горой у самого берега Исетского пруда. Железные ворота толщиной в вершок, на чудовищных петлях, вели в двор, обнесенный высоким забором. Там стояло двухэтажное здание. Необычайная, очень большая труба над белым, чистым домиком. Широкие, почти квадратные окна с тонкими решетками. Опрятный двор зарос сплошь зеленой, свежей травкой. Очевидно, лишних посетителей здесь не бывало, и только едва заметная тропинка пробивалась от калитки ворот к белому домику.

Пленные австрийцы на грузовиках уже ждали у железных ворот, когда дружинники начали спускаться с горы к пруду. Машины загремели, заворчали, как жуки, задвигались вперед-назад, выстраиваясь в очередь. Сторожа поспешно захлопнули тяжелые ворота, как только отряд вошел во двор. Грузовики безжалостно мяли траву, оставляя за собой две широкие полосы.

Ребров вошел в домик и попал в отделение плавильных печей. Холодные печи покрыты пылью. Они давно прекратили работу. Тихо и пусто. Толстый человек в старой, с тугим околышем фуражке, на бархатной тулье которой еще не стерся отпечаток кокарды, встретил Реброва у входа и провел в кладовую золотосплавочной. Там на полу в деревянных ящиках и стеклянных банках хранилась платина. Рядом несколько десятков холщовых мешков, едва-едва завязанных, без печатей. Ребров развязал один мешок, сунул в него руку — на дне слитки золота. Толстый человек в фуражке с бархатом пренебрежительно махнул рукой:

— Берите… Вот.

— Где же список? — спросил Ребров.

— Нет никаких списков.

— Как нет? Откуда же знать, сколько его тут?

— Взвесили мы: двести пудов платины, четыреста пудов золота. Упаковывать и запечатывать некогда. Да и не к чему, — иронически добавил он, — все равно растащут…

— Кто растащит?

— Воры, — многозначительно промычал толстый.

Партиями по три человека военнопленные стали проходить в золотосплавочную и перетаскивать груз в автомобили. В первой тройке здоровяк австриец, увидав небольшие мешочки, нагнулся и схватил несколько сразу, да так и остался в согнутом положении, — тяжелые мешочки не сдвинулись с места. Схватив обеими руками один мешок, он едва приподнял его и выругался.

— Шорт! Нишего не понимай!

Частой сеткой рельсов покрыт товарный двор. Красные вагоны рядами выстроились около платформы, в тупиках, на запасных путях. Можно легко перешагнуть с крыши одного состава на другой, так тесно стоят ряды груженых вагонов. На дверцах вагонов везде тяжелые замки или засовы, обмотанные проволокой. У каждого замка небольшая свинцовая пломба и пометка мелом на стенке вагона.

Желтый забор из остроконечных досок отгораживает товарный двор от площади.

На дворе у пустынной платформы ждет состав из четырех вагонов. Два пассажирских — видимо для охраны, два американских товарных — для груза. По платформе ходит сторож.

— Зачем забросили сюда пассажирские? — спрашивает он у сцепщика.

— Поди спроси! Комиссары какие-то секретные! Да вон, кажись, они! Подъезжают.

Сторож бросился к воротам:

— Што за груз? Накладную на вагоны предъявите!

— Посторонитесь! Накладные после… — крикнул Запрягаев с первой машины.

Во двор въехали грузовики, набитые мешками. На мешках сидели дружинники. Сторож с любопытством осмотрел их и вдруг стал пристально вглядываться в одного из дружинников.

После двух часов дня Ребров, погрузив золото и платину, приступил к перевозке денег из банков.

В первую очередь грузовики подошли за деньгами к Сибирскому банку. Ребров прошел через операционный зал, сияющий стеклянными перегородками и вощеным паркетным полом. В дверях он наткнулся на молодого секретаря.

— Где директор?

— У себя. Как доложить?

— Комиссар областного Совета.

— Пожалуйста, за мной! — холодно сказал молодой человек и открыл дверь в кабинет директора.

Директор, высокий тощий старик в стоячем воротничке, был у себя.

— Где у вас деньги? — спросил Ребров и протянул директору постановление областного Совета.

Директор сбросил с переносицы пенсне и ответил спокойно и строго:

— Милостивый государь, для меня этот документ не действителен.

— Почему?

— Я распоряжаюсь средствами только по указанию Москвы.

— Но ведь областной Совет действует по распоряжению ВЦИКа.

— Мне это неизвестно.

— Отказываетесь выдать деньги?

Директор пожал плечами. Ребров вышел. Через несколько минут он вернулся в кабинет в сопровождении Запрягаева. Из соседней комнаты послышался дружный топот сапог.

— Где кладовая? — спросил Ребров, подходя к директору.

— Веди в кладовую, старое чучело! — крикнул Запрягаев.

Директор тяжело оперся на стол, поднялся и пошел к двери. Они прошли по каменной лестнице в полуподвальное помещение. У железных дверей, выкрашенных в зеленый цвет, их встретил дряхлый банковский сторож с огромным смит-вессоном на красном шнуре через плечо.

— Открывай! — снова крикнул директору Запрягаев, срывая деревяшку с сургучной печатью.

— У меня нет ключа, — прохрипел директор. — Ключи у Сергея Сергеевича, у главного бухгалтера.

— Подавай сюда бухгалтера! — сказал Запрягаев.

Тяжело отдуваясь, явился главный бухгалтер. Дрожащими руками снял он тяжелый висячий замок, потом открыл внутренний замок и с трудом распахнул зеленые двери. За первыми дверями оказались вторые, решетчатые.

Новые три ключа открыли решетку, и все вошли под низкие сводчатые потолки кладовой Сибирского банка.

По стенам на длинных полках, похожих на книжные, лежали толстые пачки, перехваченные бумажными ленточками крест-накрест.

— Как в типографии, — удивился один из дружинников.