Геннадий Гусаченко - Покаяние Страница 75

— Кто–нибудь из команды ходил у неё в любовниках?

— Об этом история умалчивает… Говорят, неприступная была, как крепость…

— Неприступных крепостей не бывает… Их штурмом берут или длительной осадой. А в путине за девять–десять месяцев неужто ей любви не хотелось?

— Хотелось, наверно, как и всякой женщине… Но, говорят, не находилось смельчаков забраться в постель к бабе–капитану.

— И где сейчас эта Соколова — Орлова?

Абашкин неопределённо пожал плечами.

— Кто её знает? Считай, четверть века минуло с тех пор… А может, выдумка всё… Легенда… Никто толком ничего не скажет… А ты, давай… Хватит валяться. Не можешь? Тогда я Шматко на замену пришлю… Пусть он за тебя повахтит…

Рассказ Абашкина глубоко запал мне в душу на всю жизнь, хотя героическими женщинами никого не удивишь: мифическая Афина — Паллада, богиня охоты с копьём в руке. Жанна д, Арк — предводительница рыцарского войска. Танцовщица–разведчица Мата Хари. Полковник авиации Марина Попович — лётчик–испытатель реактивных самолётов. Валентина Терешкова и Светлана Савицкая — космонавты. Капитан дальнего плавания Анна Щетинина.

Были и есть много других героических женщин, управлявших самолётами, паровозами, автомобилями, тракторами… Но чтобы почти на год уходить в штормовое море на маленьком китобойце, держать в повиновении три десятка отчаянно–бесстрашных моряков…

Даже Волк Ларсен в романе Джека Лондона «Морской волк» не мог справиться с разъярённой толпой матросов. А тут хрупкая на вид женщина… Какой волей, смелостью и мореходными знаниями нужно обладать, чтобы завоевать уважение и признательность экипажа?

Многие годы загадочный образ женщины–капитана, наделённой железным характером, вставал у меня перед глазами. Я представлял её у гарпунной пушки, в каюте над штурманской картой, за столом кают–компании, на мостике китобойца.

А если такая и вправду была..? «Вот разыщу её, распрошу обо всём и напишу роман… И померкнет в сравнении с «бой–бабой» Волк Ларсен…

Никого не разыскал… Ничего не написал…

Так и осталась бы она для меня красавицей–амазонкой из легенды о китобоях, если бы однажды — это случилось незадолго перед моим отплытием в поход по Оби — случайно не наткнулся в интернете на фамилию Орликова. Я чуть из компьютерного кресла не выпал! Она! Я столько лет обожал эту женщину, существующую лишь в моём воображении, и вдруг она выплыла из глубины прошлых лет в виде сухой информационной заметки.

Из материала Letopisi. Ru. «Время вернуться домой» узнал следующее:

«Орликова Валентина Яковлевна… Родилась в 1915‑м году в г. Сретенске в Забайкалье. Закончила Владивостокский водный техникум и Ленинградский институт водного транспорта. Во время Великой Отечественной войны работала штурманом на судах морского флота, участвовала в эвакуации раненых из Таллина. После войны стала первой в мире женщиной–капитаном китобойного судна «Шторм», а позже — единственной в мире женщиной–капитаном БМРТ — большого морозильного рыболовного траулера. Стояла на капитанских мостиках промысловых судов «Николай Островский», «Новиков — Прибой», танкера «Пирятин».

Герой Социалистического труда Валентина Яковлевна Орликова ушла из жизни в Москве 31 января 1986 года. Похоронена на Ваганьковском кладбище. Рыбаки Мурманского тралового флота установили на могиле В. Я. Орликовой бронзовый бюст. Её именем назван российский траулер, построенный в Германии. В Мурманске на улице Капитана Орликовой на доме номер 40 установлена мемориальная плита. На мраморе высечены слова:

«Орликова Валентина Яковлевна. (1915 — 1986). Капитан дальнего плавания, единственная в мире женщина — капитан китобойного судна. Герой Социалистического Труда».

Вот так, через сорок лет полуправдивая, полумифическая история, рассказанная мне Абашкиным, обернулась реальностью, получила достоверное подтверждение. Оказывается, все предпенсионные и последующие годы она жила в Москве. С ней можно было воочию увидеться, поговорить, написать о ней интереснейшую книгу.

Почему, откладывая на «потом», мы думаем, что у нас уйма времени. Что всё останется на своих местах, никуда не денется, будет ждать нас, и мы успеем найти, рассказать, сделать, создать?! Время — прялка, и годы — клубок. То их жалко, то наоборот… И оно не может быть ни плохим, ни хорошим, ни добрым, ни злым: какие люди — такое и время.

Не дождалась Валентина Яковлевна моего звонка в дверь её московской квартиры. Слишком долго я откладывал на «потом» наведение справок о ней. Такое вот грустное продолжение романтической истории, услышанной мною в штормовую ночь от первого электромеханика «Вдохновенного» Ивана Андреевича Абашкина.

Мог ли я тогда, мучимый морской болезнью, придать серьёзное значение судьбе женщины — капитана китобойца, наклонившись над жестяной банкой–обрезом, исходя в неё струйкой прозрачно–зеленоватого желудочного сока?

Абашкин посмотрел на меня, как на издыхающую никчемную собаку.

— Ну и видок у тебя! Размазня! Преодолей себя! Пойди на бак, помоги мужикам гарпуны потаскать… Смотреть противно, как ты корчишься… Тьфу!

Ну, и пусть плюётся… Мне всё равно. Какие, к чертям собачьим, гарпуны? До ведра только и хватает сил доползти… Никто сейчас не оторвёт меня от поёл, по которым, распластавшись, елозится моё чуть живое тело.

В гребное заглянул электрик Шматко. И даже он, которого я считал товарищем, осуждающе покачал головой.

— Я за тебя вахту стоять не буду… Тут не гавайские тропики, где вы загорали на «Славе»… Тут, братец, Антарктика!

Одессит без всяких усилий приподнял меня, усадил за конторку перед телефоном, словно нарочно тотчас зазвонившим. Я снял трубку.

— Электроплита не включается, — прогундосила трубка голосом кока.

И я, пытаясь поймать ногами уходящую из–под них палубу, потащился на камбуз, где запах отварной колбасы заставил меня выскочить за дверь, навалиться на планширь, сокращаясь в позывах дикой тошноты. Но кок ждать не намерен.

— Слышь, приятель… Война войной, а обед по расписанию, — крикнул он.

Я вернулся на камбуз, поменял плавкую вставку в предохранителе и больше не падал на поёлы.

Да-а… Это не «Робкий»… Здесь никто не сочувствует с дружеской иронией… Здесь нет улыбающегося Чугунова, не унывающего Далишнева, весёлого Балдина и других добрых, отзывчивых, бесшабашно–удалых, азартно–хватких в работе сорви–голов, где и сам капитан Обжиров под стать команде — красавец мужчина, в числе первых на промысле, в пьянке, в гулянке… Здесь я сам по себе…