Брэм Стокер - Леди в саване Страница 78

Существует тайный ход из крипты в пещеру над ней, а вход в эту пещеру, расположенную в основании скалы, на которой выстроена церковь, в пору прилива прячется под водой. Для девушки была приготовлена лодка в виде гроба; в ней девушка обычно пересекала ручей, когда хотела прогуляться. Это было хорошо придумано: лодка сия с ее грузом сослужила неоценимую службу тем, кто желал распространения истории о вампире.

Вот так все и шло, пока не появился в Виссарионе господарь Руперт и не прибыла боевая яхта.

В ночь ее прибытия стороживший девушку священник, обходя крипту перед самым рассветом, обнаружил, что гробница пуста. Он созвал народ, и церковь тщательно осмотрели. Лодки в пещере не было, впрочем, ее нашли на другом берегу ручья, вблизи ступеней, что ведут в сад. А больше ничего не нашли. Казалось, девушка исчезла бесследно.

Люди прямиком направились к владыке и подали сигнал, разведя костер, мне — в монастырь, в Астраг, где я тогда находился. Я взял с собой отряд горцев, и мы обыскали местность. Но прежде я отправил срочное послание господарю Руперту, прося его, проявлявшего столь великий интерес и любовь к нашей стране, прийти нам на помощь в нашей беде. Тогда он, конечно же, ни о чем не знал — из того, что я сейчас сообщаю Вам. Тем не менее он всем сердцем откликнулся на наш призыв, как Вам, несомненно, известно.

Близилось время, когда воевода Виссарион должен был вернуться из поездки, и мы, совет опекунов его дочери, уже начали принимать меры к тому, дабы по его возвращении радостная весть, что дочь его все же жива, стала бы достоянием гласности. Теперь, когда отец мог поручиться за дочь, никто бы не усомнился в правдивости печальной истории.

Каким-то образом обо всем проведали турецкие шпионы. Выкрасть мертвое тело с целью последующих нелепых притязаний было бы еще большим святотатством, нежели уже совершенное. По многим признакам, ставшим нам известными в ходе расследования, мы заключили, что отчаянная кучка лазутчиков султана осуществила тайное вторжение в нашу страну с намерением похитить воеводину. Дерзкие, должно быть, были люди и чрезвычайно изобретательные — те, что осмелились проникнуть в Синегорию, не говоря уже о задаче, которую они ставили перед собой. Мы веками давали туркам грозные уроки — учили их, что вторжение к нам совсем не легкое и небезопасное дело.

Как они осуществили это, нам пока неизвестно, но они действительно вторглись в Синегорию и скрывались в тайном месте, выжидая подходящего момента, а затем захватили добычу. Мы даже сейчас не знаем, то ли они обнаружили вход в крипту и выкрали, как думали, мертвое тело, то ли по несчастливой случайности нашли девушку под открытым небом — притворяющуюся призраком. Как бы то ни было, они схватили ее и, петляя в горах, направились в Турцию. Было объявлено, что, как только воеводина ступит на турецкую землю, султан силой возьмет ее в жены, дабы в будущем обеспечить себе и своим наследникам неоспоримое право на безраздельную власть в Синегории или на надзор за страной, а значит, навсегда пресечь подобные попытки со стороны всех иных государств.

Таково было положение дел, когда господарь Руперт кинулся в погоню с яростью и пылом берсерков, унаследованными от предков викингов, которым обязан своим происхождением и сам Меч Свободы.

Тогда же стала ясной возможность, о которой первым заговорил господарь Руперт. Не сумей похитители доставить воеводину невредимой на турецкую землю, они убьют ее! Это так похоже на подлых мусульман. И отвечает турецким обычаям, а также нынешним намерениям султана. Ведь если род Виссарионов истреблен, подчинить Синегорию, по мнению турок, куда легче.

Вот так, достопочтенная леди, обстояли дела, когда господарь Руперт впервые выхватил свой кинжал, защищая Синегорию и все, что было дорого нам.

Палеолог, архиепископ

Восточной церкви в Синегории

Дневник Руперта. Продолжение

июля 8-го, 1907

Случалось ли кому-нибудь за всю долгую и причудливую историю мира получать столь хорошие вести, какие пришли ко мне — пусть и в результате того, что я логически обдумал ответы архимандрита, к которому обратился с вопросами. К счастью, я сумел взять себя в руки, иначе по причине вызванного моей реакцией замешательства, а вслед за тем, возможно, и недоверия ко мне преследование приостановилось бы. Какое-то время я едва был способен допустить, что услышанное мною правда, — когда факты, один за другим, воспринимались умом и увязывались в целостную картину. Даже самую желанную правду не сразу примет сомневающаяся душа, но моя, вырываясь тогда из оков сомнения, переполнилась благодарностью. Дивное величие правды — вот что препятствовало немедленному ее приятию, немедленному отклику моего сердца. Я бы закричал от радости, и удержался только потому, что сосредоточился на опасности, которой подвергалась моя жена. Моя жена! Моя жена! Не вампир, не бедное изнуренное существо, чей удел чудовищно скорбен, но прекрасная женщина, невероятно отважная, патриотка, каких мало отыщется во всей истории подвигов, совершенных во славу отечества!

Я начал понимать истинное значение странных случайностей, отметивших мою жизнь. Для меня прояснился даже смысл того первого необыкновенного посещения ею моей комнаты. Неудивительно, что девушка могла перемещаться в замке столь фантастическим образом. Она прожила в нем всю свою жизнь и знала тайные входы и выходы. Я всегда подозревал, что замок изрезан потайными ходами. Ничего удивительного, что она могла отыскать никому не известный проход на замковую стену. Ничего удивительного, что встретила меня у флагштока, когда того пожелала.

Сказать, что я был в сильнейшем душевном волнении, значит, почти ничего не сказать о моем состоянии. Я был наверху блаженства, такого блаженства я не испытал за всю мою жизнь искателя приключений: поднялась завеса, и мне открылось, что моя жена… моя… обретенная наичестнейшим образом, вопреки чудовищным трудностям и опасностям… была не вампиром, не мертвой, не призраком или фантомом, но реальной женщиной из плоти и крови, женщиной, наделенной чувствами, способной любить, и любить страстно. Теперь моя любимая будет воистину увенчана, когда, вызволив из рук похитителей, я доставлю ее в мой дом, где она будет жить и править в мире, покое и славе. А также в любви и супружеском счастье, если я сумею добиться такого счастья для нее… и для самого себя.

Но тут страшная мысль пронзила мой ум и вмиг обратила мою радость в отчаяние, а мое ликующее сердце похолодело.

«Если она реальная женщина, то она подвергается еще большей опасности, чем прежде, — теперь, оказавшись в руках турецких бандитов. Для них женщина все равно что овца; и если они не смогут доставить ее в гарем султана, то предпочтут убить ее. И тогда им будет легче спастись. Освободившись от нее, отряд сможет разделиться, и тогда кто-то, в одиночку, будет иметь шанс добраться до турецкой земли, чего отряду не удастся. Но даже если они и не убьют ее, убежать с ней — значит обречь ее на худшую участь из возможных. Гарем турецкого султана! Пожизненное унижение и отчаяние, сколько бы ни длилась ее жизнь, — вот что такое гарем для христианской женщины. А для той, которая только что счастливо обвенчалась и которая оказала своей стране столь великую услугу, такая страшная жизнь в позорном рабстве будет невыразимой мукой.