Джеймс Кервуд - Погоня Страница 8

— Я отправлюсь, а вы, пожалуйста, будьте здесь, как дома, — обратился он к ней. — Если это доставит вам удовольствие, то вы можете почистить несколько картофелин. Через десять минут я уже возвращусь.

И, не дожидаясь ее возможного протеста, Альдос выскользнул из двери и побежал по тропинке к Отто.

ГЛАВА V

Отойдя на порядочное расстояние от избушки, Альдос замедлил шаги. Он знал, что никогда еще в своей жизни не испытывал такой необходимости привести свои чувства в порядок, как именно теперь. Последние четверть часа произвели в нем настоящую и удивительную революцию. Это была настолько необыкновенная и настолько неожиданная перемена, что он никак не мог освоиться со своим положением и считаться с совершившимся фактом. Правда все более и более становилась для него очевидной по мере того, как он все далее и далее уходил по заросшей тропинке в Миэтту. Но было еще и нечто такое, что не только удивляло и возбуждало его. Прежде всего он не мог не видеть комизма своего положения. Он, Джон Альдос, — и вдруг так обезличил себя, так отрекся от себя, — и притом для женщины. Он зашел так далеко, что принес ей в жертву свое самое лучшее и значительное произведение. Ведь он искренне сказал ей сам, что она интересует его больше, чем все его книги. И он старался убедить себя в том, что это было не признанием себя побежденным, а именно самоотречением. И когда он дошел, наконец, до палатки Отто, то улыбался во все лицо, быстро и глубоко дышал и слышал, как все внутри у него распевало от удовольствия.

Он остановился, чтобы набить и закурить трубку раньше, чем увидит мадам Отто, и нарочно окружил себя целыми тучами дыма, когда стал рассказывать ей, как почти силой затащил к себе Иоанну и взял с нее слово есть с ним куропаток. Он узнал, что раньше завтрашнего дня поезд к Желтой Голове все равно не отойдет, и, прихватив от мадам Отто целую ковригу только что испеченного хлеба и банку домашнего мармелада, отправился обратно к себе домой и всю дорогу посвистывал так, точно ничего и не произошло.

Альдос был так погружен в свои мысли, что не заметил, как подошел к своей двери и очнулся от голоса Иоанны. Не слыша его, она что-то напевала.

Когда Альдос показался в дверях, она остановилась. Ему показалось, что когда она посмотрела на него, то ее взгляд был глубже и глаза голубее. Она улыбалась. Найдя какой-то обрывок материи, она надела его на себя вместо передника и чистила картошку.

— Вероятно, вас задержало что-нибудь очень важное, — обратилась она к нему. — В ваше отсутствие у вас был гость. Я мыла картошку, когда вдруг подняла голову и увидела в дверях человека с громадными рыжими усами. При виде меня у него от удивления чуть не вылезли на лоб глаза, и он бросился бежать как заяц, и… и… вот что-то обронил по дороге.

Она весело смеялась и указала ему на порог. Он увидел около него громадный комок жевательного табака.

— Стивенс! — засмеялся и Альдос. — Он так перепугался вас, что даже выронил изо рта свою жвачку.

Он отшвырнул подальше от порога носком сапога жвачку Стивенса и протянул Иоанне краюху мягкого хлеба и мармелад.

— Это прислала вам мадам Отто, — сказал он. — А поезд действительно не пойдет раньше завтрашнего дня.

Она не ответила. Он придвинул к ней стул поближе, сел на него и вонзил кончик своего охотничьего ножа в одну из двух оставшихся картофелин.

— А когда он пойдет, — добавил он, — то вместе с вами поеду и я.

Он ожидал, что это заявление произведет на нее некоторый эффект. Когда она встала, то он уловил только краешек очаровательной улыбки.

— Вы все еще думаете, что я не сумею постоять за себя у этой ужасной Желтой Головы? — спросила она, склонившись ненадолго над столом. — Ну, признавайтесь!

— Нисколько. Вы нигде не пропадете, Ледигрей, — повторил он. — Но я думаю, что для. меня самого будет спокойнее, когда я буду знать, что вас никто не обидел, чем после раскаиваться, что вас действительно уже обидели. Желтая Голова полна таких людей, как Куэд, — добавил он.

Улыбка сошла с ее лица, а в голубых глазах появилось беспокойство.

— Я почти уже и забыла о нем, — прошептала она. — Неужели вы будете опять драться из-за меня?

— Хоть тысячу раз.

Она густо покраснела.

— Я как-то прочитала о вас, Джонс Альдос, нечто такое, что помню даже до сих пор, — сказала она. — Это было после того, как мы возвратились из Тибета. Про вас писали, что вы преуспели в двух вещах: в ненависти к женщинам и в любви к приключениям. Быть может, именно благодаря этой вашей любви к приключениям, вы и собираетесь провожать меня до Желтой Головы?

— Я начинаю верить в то, что это будет самым величайшим приключением в моей жизни, — ответил он, и что-то в его голосе было такое, что помешало ей говорить.

Он поднялся на ноги и стал прямо перед ней.

Краска на ее щеках сконцентрировалась в два больших, ярких пятна, а губы зашевелились прежде, чем она смогла что-то произнести.

Она глубоко вздохнула, посмотрела на него большими глазами и продолжала, точно во сне:

— Великие приключения для вас. Да. А, может быть, и для нас обоих.

Она крепко прижала руки к груди, и стояла так, опершись спиной о стол. В ней было что-то такое, что заставило Джона подойти к ней почти вплотную, и он спросил:

— Так скажите же мне, Ледигрей, что влечет вас к Желтой Голове?

И так же странно, как и раньше, губы ее пошевелились, точно не хотели выпускать через себя слова, потом она ответила:

— Я еду туда… чтобы отыскать… своего мужа.

ГЛАВА VI

Услышав эти слова, Джон Альдос долго стоял, опустив голову, и молчал. Слабый шорох, донесшийся с улицы, дал ему повод повернуться к двери. Так, значит, она отправлялась к Желтой Голове, чтобы найти там своего супруга! Этого он никак не мог ожидать. Но ведь сколько раз она давала ему понять, что там, у конца железной дороги, у нее нет ни мужа, ни брата, ни отца, которые могли бы ее встретить! Она говорила ему, что будет там одна, без единой души знакомых. И теперь вот сказала ему эти слова, точно признавалась.

Он выглянул за дверь. Это пришла попить одна из лошадей Отто. Он опять вернулся к Иоанне.

Она стояла все в той же позе, спиной к столу. Когда он вернулся, то она сунула руку под платье и достала длинный, плотный конверт, открыла его, и Альдос увидел в нем пачку денег. Она вытащила из-под них клочок бумаги и протянула ему.

— Это отчасти прояснит обстановку, — сказала она.

Это была вырезка из газеты, запачканная и измятая, которой было уже два года. По всей видимости, она была вырезана из английской газеты и содержала в себе описание трагической смерти какого-то Мортимера Фиц-Юза, представителя известной Девонширской фамилии, который расстался с жизнью на охоте где-то в диких лесах Британской Колумбии.