Фернандо Гамбоа - Последний тайник Страница 8

— Улисс, ты можешь мне поклясться, что это все не шутка?

Теперь уже я уставился на профессора, удивляясь его недоверчивости. По лбу Кастильо медленно стекала капелька пота, а его губы слегка подрагивали. Я еще никогда не видел его таким взволнованным.

— Улисс, на этом колоколе написано «MILITES TEMPLI»[5].

— Ну и что?

— Но ведь это невозможно!

— Как это невозможно, если на нем четко написаны именно эти слова?

— А ты уверен, что нашел его на коралловом рифе у берегов Гондураса?

— Ну конечно! — Меня уже начали раздражать сомнения профессора. — Доказательство лежит прямо перед вами, не так ли? — нервно спросил я, указывая обеими руками на колокол. — На нем до сих пор еще видны остатки коралла!

— Неужели ты не понимаешь, что это значит, Улисс?

— Нет, не понимаю. А еще мне непонятен ваш скептицизм. В тех местах когда-то очень давно затонуло судно, и я нашел его колокол. Там, на дне Карибского моря, лежат десятки затонувших кораблей. Вполне вероятно, что в том месте на дне можно найти гораздо более ценные предметы, и если я первый их обнаружу, то мне, пожалуй, удастся наконец распрощаться со своей бедностью.

— Улисс, дело не только в этом. Ты, я думаю, натолкнулся на нечто гораздо более важное и, возможно, сделал одно из самых значительных открытий в истории.

Слова профессора заставили меня надолго замолчать.

— Что вы имеете в виду, проф? — после паузы спросил я.

— А то, что «MILITES TEMPLI» являлось простонародным наименованием ордена бедных рыцарей Христа. Этот орден называли также орденом Храма Соломона, однако наиболее широко он известен как орден тамплиеров.

— Тогда получается, что затонувшее судно принадлежало тамплиерам. Ну и что из этого?

— То есть как это «что из этого»?! — возмущенно воскликнул профессор. — Ты что, совсем не разбираешься в истории?

— Я прекрасно знаю, кто такие тамплиеры! — насупившись, обиженно произнес я. — Однако мне непонятно, что невероятного может быть в том, что тамплиеры являлись хозяевами этого затонувшего судна.

— Невероятность заключается не в том, кто, а в том, когда. Тут я совершенно растерялся и, ничегошеньки не понимая, молча уставился на профессора.

— Улисс, орден Храма был создан в 1118 году с целью защиты паломников, прибывающих в Святую землю, и…

— Простите, а нельзя ли короче?.. — перебил я профессора, подняв, словно студент на лекции, руку.

Профессор Кастильо, недовольный тем, что его перебили, несколько секунд молчал, хлопая ресницами.

— Ну что ж, можно и короче, — наконец сказал он. — Орден Храма накопил такие богатства и приобрел такую огромную власть, что французский король Филипп IV и Папа Римский Климент V стали завидовать ему и сговорились отобрать у ордена Храма все имеющееся у него имущество. Они выдвинули против тамплиеров абсурдные обвинения в святотатстве, в результате чего все члены ордена подверглись преследованиям. Многих из них бросили в тюрьму, многих — убили. В общем, в сентябре 1307 года, — продолжал профессор, выделяя голосом произносимую им цифру, — в результате быстрых и жестоких действий врагов орден прекратил свое существование. А в 1312 году король заставил Папу Климента V официально распустить Орден рыцарей Храма, являвшийся самой крупной и самой могущественной организацией в период средневековья, в результате чего тот навсегда канул в Лету.

Профессор произнес свою последнюю фразу как эпитафию. Взглянув на меня и увидев, что его слова не произвели ожидаемого эффекта, он нахмурился.

— Улисс, ты меня удивляешь! Неужели тебе по-прежнему ничего не понятно? — воскликнул он, воздев руки. — Ты что, не помнишь, в каком году была открыта Америка?

— Конечно, помню! — сердито буркнул я. — Двенадцатого октября тысяча четыреста девяносто… Вот черт! Этого не может быть!

3

Я уже минут десять сидел, уставившись в меню ресторана, но ничего при этом не видел, и когда официант-китаец подошел к нашему столику во второй раз, я так и не прочитал ни единой строчки.

— Что вы будете заказывать? — спросил официант, в голосе которого чувствовалось легкое раздражение.

— Да, я… я возьму цыпленка в лимонном соке и что-нибудь попить… негазированную воду, — сказал я, держа в руках открытое меню, которое не удосужился прочитать. — А вы, профессор? — обратился я к своему спутнику.

— Я? Что я? — удивленно переспросил Кастильо, отрывая рассеянный взгляд от меню, которое он держал в руках вверх тормашками.

— Что вы возьмете на ужин, профессор? — спросил я, движением головы показывая на томящегося в нетерпении официанта.

— А-а, ужинать… Пожалуй, салат и воду…

Было очевидно, что наши мысли блуждают сейчас где-то совсем в ином месте. Если конкретно, то в семиэтажном здании, расположенном на другой стороне улицы. Минут десять назад мы с профессором решили спуститься в китайский ресторан, чтобы перекусить и попытаться оправиться от шока, который вызвало у нас столь неожиданное открытие. Однако нервное напряжение все никак не спадало, и мы почти не разговаривали с того самого момента, как вышли из моей квартиры. Наконец я не выдержал и первым заговорил на волнующую нас обоих тему.

— А может, кто-нибудь нашел этот колокол в шестнадцатом или семнадцатом веке и решил установить его на своем судне? — спросил я не очень уверенным тоном.

— Вряд ли. Колокол являлся для любого судна символом, и поэтому никто не стал бы вешать на мостике своего корабля случайно найденный колокол, — ответил профессор, сделав резкий жест, как будто хотел физически отодвинуть в сторону высказанные мной сомнения.

— А можно допустить, что кто-то отлил этот колокол двумя столетиями позже, но при этом запечатлел на нем название ордена? — не унимался я.

— А зачем? Я тебе уже говорил, что тамплиеров разогнали как организацию на основании судебного решения, в котором их обвинили в поклонении дьяволу и содомии. Думаешь, после всего этого кто-то стал бы использовать их имя на колоколе, который служил символом судна? Это все равно что в наше время переодеться в Усаму бен Ладена и отправиться гулять по Нью-Йорку.

— Да, вы правы. Я просто пытаюсь найти какие-нибудь слабые места в наших умозаключениях. Вы ведь и сами всего лишь четверть часа назад кричали: «Это невозможно! Это невозможно!» Прежде чем вскочить на стол и начать танцевать, я хочу убедиться, что мы ничего не упустили.

— Я тоже обо всем этом напряженно думаю с того самого момента, как ты показал мне колокол, — озабоченно произнес Кастильо, — и, как мне кажется, в данном случае мы не ошибаемся. Чем больше я размышляю, тем больше крепнет моя уверенность, что сделанное мною предположение — правильное.