Виталий Мельников - Искатель. 1985. Выпуск №4 Страница 8

Потом он стал посылать ей письма — восторженный сентиментально-романтический лепет, перемежающийся строфами из Китса и Шелли. Подписывать их своим именем Роберту не хватало смелости. «Любящий вас всем сердцем Р.» — вот как подписывался Роберт.

Так прошуршала опавшими листьями осень, проскрипела мокрыми снегами зима. Наступили пасхальные каникулы. И вот как-то в пахнущий молодой травой апрельский вечер Роберт и Пат совершенно неожиданно друг для друга встретились в парке. Роберт, поманивая ракеткой, вприпрыжку сбежал по лестнице, ведущей к теннисным кортам, и чуть ли не лицом к лицу столкнулся с Пат.

Ракетка выпала у Роберта из рук. Он заморгал, не веря своим глазам, чувствуя только, как кровь отливает от щек и стучит молоточками в виски.

А Пат?.. А Пат обхватила ладонями его лицо.

— Добрый день, любящий меня всем сердцем Р., — проговорила она, глядя Роберту в глаза, и крепко поцеловала его прямо в губы. Она уже тогда была решительной девчонкой, его синеглазая Пат…

— Какой же ты был смешной! — возвратил Роберта мечтательный голос Пат. — Стоишь передо мной бледный, губы трясутся…

Часы, лежавшие на столике в изголовье тахты, казалось, не тикали, а громыхали громче Биг-Бена. Роберт протянул руку и спрятал их под подушку.

Роберт, обняв Пат за шею, шепнул:

— Ты думаешь, легко мне смотреть в глаза твоему отцу, миссис Фредерикс?

Пат молчала.

— Нет, все-таки нам надо объясниться, — настаивал Роберт. — Понимаешь, надо! — Раздражение, подспудно владевшее им, неуемно рвалось наружу.

Пат рывком сбросила одеяло на пол и села на край тахты.

— Пойми… — Слова давались ей с трудом. — Я., не представляю замужества без детей. А дети… Да простит мне бог; дети — это страшно… Не могу избавиться от мысли, что мой ребенок погибнет на моих глазах… И сколько людей рассуждают подобно мне! Мы утратили врожденный человеческий оптимизм — жить и давать жизнь другим, продолжающим нас. Вероятно, это болезнь. Ты думаешь, я ненормальная? Но я следую логике. Логике, коей на самом-то деле подчинено все…

— Слова, — безжалостно оборвал ее Роберт. — Опять слова… А толк, толк какой? — добавил_он мягче и сел на тахте рядом с Пат.

Пат молчала, неподвижная, словно экспонат из музея восковых фигур мадам Тюссо.

Роберт встал. Подойдя к журнальному столику, зажег лампу, развернул, порвав, газету.

— Даже священники, — крикнул он, — которым сам бог велел нести людям его слово, перешли от проповедей к делу. Слушай:

«Четыре священника из Канзаса молотами разбили приборы ракетной установки. В Миннеаполисе двое разбили компьютер, предназначенный для подводной лодки «Трайдент». Во время судебного процесса судья Майлс Лорд вынужден был признать: «Когда я задумываюсь о мере наказания для этих обвиняемых, пытавшихся сломать орудие массового уничтожения, то невольно спрашиваю себя: могут ли дела создателей оружия быть более угодны всевышнему, чем тех, кто призывает к переговорам? Почему мы выносим смертный приговор отдельным убийцам и одновременно воспеваем достоинства поджигателей войны?!»

Роберт бросил газету на пол. Обернулся к Пат. Она сидела с закрытыми глазами. Лицо ее приняло какой-то сероватый оттенок.

— Тебе плохо? — встрепенулся Роберт.

— Нет, просто глаза закрыла, — пробормотала Пат. — Ну…, и чем там кончилось… у американцев?

— Тем, что судья Майлс Лорд просто молодчага. По закону обвиняемым грозило десять лет тюрьмы. А он им дал шесть месяцев — условно! Я бы и ему, и этим героям-священникам в ноги поклонился.

Забарабанил дождь, хлестнуло в стекло окон тугими струями. Ветер, налетая порывами, заставлял ветви деревьев шарить по стенал!.

— Как это пошло. — отрешенно произнесла Пат. — Постель и политика… Как в дурных фильмах…

Она зябко передернула плечами, подняла с пола одеяло и легла, укрывшись с головой.

Роберту внезапно стало остро и обреченно жаль ее. Нахлынула, стиснув горло, нежность.

«Боже, — подумал он, обмирая, — зачем, почему живет в нас отчуждение, как вирус, разъедающий все: любовь, понимание друг друга, хрупкий мир каждого…»

Он и сам не мог сказать, что происходило с ним, отчего в душе с каждым днем все больше нарастала какая-то неудовлетворенность, затягивая его в болото отчаяния и одиночества. Еще в школе он вдруг понял, что окружающим нет дела до его чувств и переживаний. Поглощенные своими мелкими заботами и проблемами, они воспринимали всерьез лишь личности, отмеченные сутью порока, проходимцев, разыгрывающих роль суперменов. Стоило ему искренне поделиться с кем-нибудь самым сокровенным, как тот не упускал возможности поддеть, уколоть его в самое больное место. И он научился жить, подобно моллюску в ракушке, то и дело захлопывая створки разных обличий — шута, циника, простачка, в зависимости от окружения и обстоятельств. Он с горечью ловил себя на том, что, избегая ссор, даже с Пат подчас вынужден был играть, и это злило и его, и ее…

Где-то уже под утро его разбудили стоны. Он нажал на кнопку ночника. Пат безумно металась по постели, хватая руками пустоту.

— Что с гобой? — Взял он ее за плечи.

Она открыла глаза и шумно, тяжело вздохнула Ее била нервная дрожь, на лбу блестели капельки пота. Узнав Роберта, приникла к его груди, рассказывая сбивчивым шепотом:

— Мне приснилось, будто я гуляю с детьми… И ощущение конца… Неотвратимое, цепенящее. Весна, деревья, зелень… Запахи — горькие, свежие. И это ощущение. И сразу другой запах: огня — всевластный, иссушающий. Какое-то убежище, потрескавшиеся губы: пить… И рядом вода — прозрачная, студеная, неживая, — отравленная… И черное пустое небо без звезд. Ужас!

Роберт обнял Пат и прижал к себе.

— Перестань… Я не знаю ни одного человека, которому не снилось бы подобное. Ты… Может, ты не поедешь завтра? Слышишь, что делается в саду?

— Надо ехать, — выдохнула она, еще вздрагивая.

Роберту опять вдруг стало тоскливо. Бен, Гарри, события мд-нувшего дня, тревоги, сомнения. Как выбраться из этого лабиринта? Как объяснить Пат, что творится у него на душе?

IV

Харсту принадлежал фамильный особняк в фешенебельном Мейфейре, но, пожалуй, куда больше он гордился не особняком, а огромным великолепным парком и не жалел на его содержание никаких денег. Парк был ухожен и причесан, как модный щеголь перед выездом на прием. Ожидая Джонни Симмонса, Харст, негромко напевая, с удовольствием прохаживался между рядами развесистых буков. Мелкозернистый белый песок приятно шуршал под ногами. К полудню погода разгулялась, но дождь, ливший целую ночь, все еще напоминал о себе — тяжелые капли, скатываясь с листьев, с глухим стуком падали на песок.