Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев Страница 82

дверь, вошла. Внутри оказалось весьма просторно. Возле двери находилась раковина с текущим краном. В том же углу стояли ведро и швабра. Пять запирающихся кабинок располагались вдоль стены слева. Справа было окошко с очень красивыми ледяными узорами. На большом подоконнике, хорошенько подпёртом снизу брусками, стояли электрочайник, плитка, посуда, лежали ложки и вилки. Рядом с окном была приколочена к стене вешалка с двумя куртками. Посреди туалета стоял дубовый письменный стол. Он имел два ряда выдвижных ящиков, оборудованных замками. В одном из них торчал ключ. Под столом лежал на полу матрац, судя по всему, подобранный на помойке возле какой-то больницы. Между столом и дверью валялся стул. На столе сидела, свесив обтянутые чёрными колготками ноги, на одной из которых по очевидной причине ботинка не было, чрезвычайно лохматая и худая блондинка лет двадцати пяти, со взглядом тигрицы, перед которой только что съели её детёнышей. Кроме чёрных колготок и одного ботинка, на злой блондинке была джинсовая юбка и очень тёплая кофта, имевшая капюшон.

– Добрый день, – произнесла Юлька, и, поглядев на окно, серое от сумерек, поспешила поправиться, – добрый вечер!

– Читать умеешь? – звонко отозвалась царица сортира, сжав кулаки. Юлька улыбнулась.

– Да, на трёх языках. А также и в трёх ключах – в скрипичном, альтовом и басовом. Но я решила осмелиться принести вам ботинок, пока его не украли.

Беловолосая стерва хмыкнула.

– Кому нужен один ботинок?

– Тому, кто знает, как вас разгневать, чтоб получить по башке вторым.

Блондинке стало смешно. Зубы у неё оказались не голливудскими.

– Ну, спасибо! Давай сюда.

– А у вас во всех кабинках ремонт? – поинтересовалась Юлька, глядя, как скандалистка натягивает ботинок.

– Иди в любую! А сковородку клади на стол.

Имелась в виду гитара.

– А тебя как зовут? – с большой торопливостью оголяя попу над унитазом, спросила Юлька.

– Соня меня зовут.

– Ты что, тут живёшь?

– Ну, да.

– Почему?

– Потому, что больше жить негде. Да и неплохо здесь.

Слышно было, как Соня ходит по туалету, ставит на ножки стул, щёлкает замком на двери. Поступь у неё была шаркающая, стремительная, широкая.

– А тебя как зовут?

– Марина, – сказала Юлька, натягивая штаны. Спустив воду, вышла. Соня включила свет. Её синие глаза некоторое время всматривались в нюансы одежды и лица Юльки.

– Ты из Коломны?

– Нет, из Москвы. Я ехала на рязанской. Две банки «Клинского» выпила, чувствую – обоссусь! Поэтому вышла.

– Так ты в Рязань, значит, едешь?

– И да, и нет.

– Что значит – и да, и нет?

– Да мне просто по херу, куда ехать. Меня из квартиры выгнали.

– Кто?

– Да гражданский муж.

Соня усмехнулась.

– Мне бы такого мужа! Люблю уродов делать ещё уродливей. Здесь живи.

Такой поворот беседы Юльку застал врасплох.

– Здесь? Как – здесь?

– Да предельно просто. Спишь на матраце, я – на столе. Готовим на плитке, а мыться ходим к одной моей подруженции. Она дом снимает на краю города, в частном секторе.

– Объясни мне, как здесь возможно жить? Сюда ведь всё время кто-то заходит!

– Да кто заходит? Ты ведь сказала, что грамотная! На двери написано: «Туалет на ремонте»! Фактически он, конечно, не на ремонте. Я просто так это написала, чтоб жить спокойно. Начальству я отдаю сколько надо денег. Этот придурок, который жил тут со мной, мне их приносил.

– Так он ведь вернётся! Мы что, втроём будем жить?

– Нет, он не вернётся. Ты мне для этого и нужна, чтоб он не вернулся.

– Не поняла, – вконец растерялась Юлька. Соня, обойдя стол, ключом отперла верхний ящик слева, выдвинула его, достала бутылку водки. С хрустом свернув жестяную пробку, нюхнула горлышко. Пить не стала.

– Что непонятного? Я его выгоняла сто двадцать раз, а он всякий раз приползал обратно, давил на жалость. Впускала. Потом об этом жалела. А если ты тут будешь со мной, я его впустить уже не смогу. Короче, пошёл он в жопу!

– А где мы будем брать деньги, чтоб их давать твоему начальству?

– А это уж моё дело. Ты водку пьёшь?

– А закусон есть?

Соня извлекла из стола пакет с карамельками. Сев на стол, выпили из горлышка. Закусили.

– Конфеты Ленка забыла, – сказала Сонька, болтая ножками, – она жрёт их, как сука рваная!

– Ленка – это та самая, что снимает дом?

– Нет, другая. Ту зовут Танька.

– А как зовут того, кто здесь с тобой жил?

– Да пошёл он в жопу, – с брезгливостью повторила Соня, – будешь ещё?

Хлебнули ещё. За дверью раздался лай.

– Опять Барбос разозлился, – сказала Соня, – он, вообще, добрый. Но часто злится. Уже второй год у меня живёт. А ты хорошо играешь на этой штуке?

– Я музыкалку заканчивала по классу гитары.

– Значит, и «Хабанеру» можешь сыграть?

– Арию Кармен?

– Да.

– Мелодию не могу так сразу, аккорды – нечего делать.

– А ну, играй!

Юлька сняла куртку, вынула из чехла гитару, и, чуть подстроив её, стала бить аккорды. Соня запела на неплохом французском. Заметно было, что и вокалу она училась, но очень-очень давно. На высоких нотах её сопрано срывалось. Барбос за дверью всё лаял. Грохотал поезд. Платформенные прохожие игнорировали сортирное пение. За окошком совсем стемнело. И Юлька вдруг поймала себя на том, что здесь, под пьяную «Хабанеру» и шум вокзала, рядом с пятью журчащими унитазами, при казённом свете стоваттной лампочки, ей не страшно и не тоскливо. Хотелось век так сидеть, лениво долбя по железным струнам и щурясь. Тоска по прошлому, ненависть к настоящему, безразличие к будущему вдруг взяли да провалились куда-то. И водка здесь была ни при чём. За годы скитаний Юльке доводилось пить много с кем, но дрянное пойло ещё ни разу не возвращало ей волю к жизни. Ни на одно мгновение.

После песни пили опять.

– Ты конфетки жри, – напомнила Сонька, легонько тронув струны гитары, – Ленку не бойся! Она мне триста рублей должна.

Но Юльке уж было не до конфеток. Её сморило. Стянув ботинки с брюками, она плюхнулась на матрац и укрылась курткой. Однако же, вместо сна к ней вкрадчиво присосалась зыбкая, мутная дремота. Она не мешала ей слушать Соньку.

– Нос у меня, конечно, слишком большой, – говорила та, достав из ящика стола зеркальце, – то есть, рот – большой, а нос – длинный. Ты что там, спишь?

– Ещё нет, – промямлила Юлька.

– Вот Танька, дура, также ложится спать, когда ночевать приходит!

– А ты чего-то другого ждёшь от неё?

– Да дура она.

Юлька сквозь ресницы смотрела на ноги Соньки, болтавшиеся между двумя тумбами стола, и слушала её вздохи. Видимо, Сонька нашла в себе ещё какой-то изъян. Тут в дверь застучали.

– Читать умеешь? – рявкнула Сонька.

– Сонька, я у тебя конфетки забыла, – скорее злобно, чем жалобно пропищали за дверью, – открой, пожалуйста!

– Их Серёжка забрал!

– Серёжка их не забрал! Я с Серёжкой только что говорила! Они в столе у тебя лежат.

– Чтоб ты сдохла, падла!

Сказав так, смотрительница сортира убрала зеркальце, спрыгнула со стола и открыла дверь. Вошла рослая, великолепно сложённая и с красивым лицом брюнетка возраста