Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 1 - Александр Черевков Страница 89

Если это можно было называть шашлыками. Просто зажаренные над костром куски бараньего мяса на прутиках из срубленных веток деревьев. Каждый взял себе по самому большому куску зажаренного мяса.

Соне и мне поднесли лучшие куски поджаренного мяса. У каждого горца и казака были под напитки рога волов, отделанные серебром и позолотой.

Из бурдюков налили в рога свежее вино этого года. Нам с сестрой первым поднесли, каждой по одному рогу, доверху наполненному вином. Мы ни стали с сестрой церемониться и приняли в руки рога с вином. Все встали по кругу. Наступила тишина.

— Выпьем за тех, кто не может быть с нами, — угрюмо, произнёс старый Ахмед. — Аллах Акбар!

Присутствующие подняли к верху рога с вином. Выпили виноградное вино до последней капли. Мы с сестрой проделали то же самоё, ничуть не уступая мужчинам.

Вино было совсем свежее, почти нектар, который не был виноградным суслом, слегка побродил и не успел стать настоящим крепким вином, так как был совсем молодым. Такое вино пьют даже непьющие мусульмане.

— Пускай Аллах примет на том свете, покинувших нас джигитов. — сказал Аслан, показывая в небо.

— Омин! Омин! — произнесли присутствующие, поднимая глаза к небу. — Аллах Акбар! Аллах Акбар!

Ела свежее сжаренное мясо барана и думала, что какие мы всё-таки подлые люди. Настоящие хищники.

Обсуждаем убийство людей, а сами убиваем животных, чтобы съесть их за упокой убитых.

Какая дикость! Когда одни съедают других. Зачем у нас так жестоко построен мир? Ведь людям можно жить и по-другому.

Размышляя над данной проблемой, сама всё же съела мясо. Но, как могла поступить иначе? Если в нас от природы заложен инстинкт хищника. Выходит, чтобы изменить в себе подобное мышление, мы сами должны перестроить психологию собственного мышления, как бы заново родиться в совершенно другом мире природы и мышления.

Быть может, существует в нас самих, это совершенно другое направление в природе мышления, если мы не согласны с собой и порой думаем иначе? Лишь наше слабое познание нас самих, не даёт нам понять внутренний мир самосознания, чтобы полностью изменить природу мышления.

— Маня! К тебе обращаются. — прервала сестра, мои размышления. — Совет старейшин хочет, чтобы ты составила им грамотное письмо начальнику тюрьмы крепости Грозной о заключении туда бандитов. Мы все, прямо сейчас, направляемся в тюрьму крепости Грозной, чтобы посадить бандитов.

— Письмо такое вам напишу. — согласилась с просьбой. — Но писать могу лишь там, где будут бумага и чернила. В поле нет канцелярии, в которой имелись бы стол, бумага, перо и чернила для письма. Так что поехали туда, в тюрьму крепости Грозной, где сможем подготовить необходимый документ.

Все одобрительно улыбнулись на мою шутку. Закончив с шашлыком, мы сели на коней и отправились прямиком в сторону крепости Грозной. В этот осенний день погода была хорошей и где-то к обеду мы стали подъезжать к крепости, совершенно не опасаясь попасть под дождик.

Нас издали встречали с удивлением и с испугом жители Грозного. Наверно, такой процессии тут не видели никогда? Люди толпами выходили из дворов своего жилища и встречали нас с удивлением.

У ворот крепости стояла арба с бандитами, крепко связанными друг к другу по рукам и ногам.

Они только что подъехали под усиленной охраной вооружённых горцев и казаков, которые сопровождали бандитов и на суд большого круга старейшин родов.

На подъезде к крепости арбу сопровождали и русские солдаты охраны гарнизона. Из крепости вышел высокий офицер, комендант крепости Грозной. Офицер внимательно выслушал старейшин родов горцев и казаков, нахмурив брови. Долго думал, покусывая свои длинные усы.

— Мне всё понятно. — ответил офицер. — Но у нас в крепости тюрьма солдат дезертиров и военных преступников, а не гражданских преступников. Мы не имеем право, сажать гражданских лиц. Ближайшая тюрьма бандитам находится в Екатеринодаре. Так что вы отправляйте бандитов в отведённую им тюрьму. Там тюрьма огромная. Места хватит всем разбойникам с большой дороги.

— Но, это пятьсот километров отсюда! — возмутился Аслан. — Тем более, через Кабарду ехать. Будут новые жертвы. Родственники и земляки бандитов, нам просто не дадут их провести к тюрьме.

Офицер сурово посмотрел на терских казаков и горцев, закрутил пышные усы под бакенбарды.

— Если бы у вас был бы какой-то документ с печатью высокого чиновника, — раздумывая, ответил комендант, — в котором было бы записано о мере преступления и о мере наказания, то, возможно, мог бы сделать исключение и посадить ваших бандитов в тюрьму крепости Грозной? Среди вас нет такого чиновника. Поэтому никак не могу принять ваших бандитов в нашу тюрьму.

— У нас есть такая печать и такой чиновник. — прервала, размышления коменданта вслух, вспомнив о своей графской печати, которая находилась у меня на груди в медальоне с золотой цепью. — Документы вам составим со всеми необходимыми правилами законов государства российского. Дайте нам, чернило и бумагу.

— Не вижу чиновников среди вас! — возразил офицер. — Кто может, поставит печать и подпись?

— Графиня Мария Афанасьевна Лебедева. — представилась, офицеру. — Мой муж, граф Фёдор Павлович Лебедев, был чиновником и когда-то служил в вашем гарнизоне. Нахожусь на Кавказе в гостях у своих родственников. Этого будет достаточно? Может быть, вам митрополита привезти?

Офицер радостно и удивлённо посмотрел на меня, лихо закрутил к верху поседевшие усы.

Вышел от ворот. Встал предо мной, как подобает стоять офицеру перед представителем власти.

— Комендант крепости Грозной, полковник Иван Петрович Стеблев. — вытянувшись по струнке, отчеканил офицер. — В те далёкие годы, был рад познакомиться с Вами и вашим мужем. Извините, что не признал вас сразу. Столько много лет прошло! Пожалуйста! Проходите в мой кабинет.

Полковник пригласил меня в комендатуру. Там был большой кабинет со всеми необходимыми принадлежностями атрибута офицера царской армии. Села за канцелярский стол коменданта.

— Графине чай! Мне рюмку водки! — приказал комендант Стеблев, молодому поручику, который, как оловянный солдатик, стоял у дверей кабинета. — Вот так когда-то давно, начинал свою службу.

— Как же, помню, на коне, лихой поручик Иван Стеблев