Владимир Рыбин - Искатель. 1977. Выпуск №2 Страница 9

Мы помолчали. Потом Сергей Сергеевич сказал:

— Гостеприимно встречает нас «Пасть дьявола», ничего не скажешь. Ладно, я отправляюсь спать. Завтра надо закончить подготовку техники. Возможно, и нам придется принять участие в поисках пропавшей красотки.

Ночью волнения на море не было, но все равно она прошла беспокойно. Было душно, и я дважды вставал, проверял кондиционер. Он работал нормально. Ощущение духоты не проходило. Почему-то слегка поташнивало и было противное чувство непонятного страха.

Утром выяснилось, что плохо спал не я один. Многих донимало подавленное настроение. И качка уже началась — правда, легкая, чуть заметная. С юго-запада неторопливо и размеренно набегали волны зыби — посланцы бушующей где-то далеко Луизы.

Встал я рано, но, когда поднялся на шлюпочную палубу, увидел, что работа уже идет вовсю. На специальной площадке шустрые техники из лаборатории Волошина, которых Сергей Сергеевич иронически называл «Эдисонами», собирали дирижабль.

Сергей Сергеевич тоже был тут, веселый, бодрый, безукоризненно выбритый, в какой-то новой щегольской курточке с бесчисленными карманами на «молниях». Он стоял в сторонке и ни во что не вмешивался, но насмешливые, прищуренные глаза его не упускали ни одной мелочи.

Дирижабль был его любимым детищем. Сергей Сергеевич не только разработал его конструкцию, но и сам руководил постройкой. И гордился им вполне заслуженно. Это была настоящая летающая лаборатория. Притом разборная, не загромождавшая палубу. Мягкая оболочка извлекалась из трюма, быстро укреплялась на жестком прочном каркасе и наполнялась газом за полчаса.

В передней части гондолы располагался командный пункт, все остальное место занимала лаборатория. Здесь можно было сделать необходимые анализы воды или воздуха, исследовать всякую живность, выхваченную из океана буквально на лету. Ученые могли не только наблюдать за состоянием моря и атмосферы, но и опускать приборы в глубины океана. Остроумное автоматическое устройство, которым Волошин любил похвастать, позволяло воздушному кораблю швартоваться где угодно без помощи наземной стартовой команды. И управлял дирижаблем один пилот.

Жесткий каркас придавал дирижаблю такую форму, что издали он очень походил на «летающее блюдце». У дирижабля были своего рода крылья, придававшие ему некоторые полезные качества самолета. Четыре реактивных двигателя позволяли при желании развивать скорость до трехсот километров в час, давая возможность за короткое время облететь значительный район.

Над волнами кружились за кормой две небольшие птички. Они отличались от чаек острыми серповидными крыльями, как у ласточек, и кричали по-иному, как-то особенно жалобно.

— Качурки, — сказал подошедший и остановившийся рядом со мной Андриян Петрович. — Куда более верные предвестницы шторма, чем «золотой петушок» Сергея Сергеевича.

— Значит, будет шторм, Андриян Петрович? — спросил я.

— Нет, стороной пройдет. Зыбь разве немного качнет. Вот магнитологи нынче именинники. Магнитная буря разыгралась вовсю. А Луиза уже ушла в Мексиканский залив, задела только самую западную оконечность Кубы. Там места болотистые, пустынные, обошлось, к счастью, без жертв. А на острове Доминика около сотни погибших. Нас от Луизы теперь заслонит Флоридский полуостров, так что большой волны не будет. Вот в Новом Орлеане готовятся к ее визиту… Но мы все же полетим в ту сторону, где прошел ураган. Хоть полюбуемся, что он там натворил.

— А разве «Галатею» мы искать не полетим?

— Заглянем и туда, где она предположительно пропала.

На «Богатыре» между тем шла подготовка к исследованиям. Из открытой двери радиорубки доносился разноголосый шум. Это перекликались многочисленные суда нашей международной экспедиции, сверяя приборы перед началом работ. И дирижабль обретал уже форму и рвался в небо.

Однако новое неожиданное происшествие нарушило мирную работу…

Наблюдая за океанографами, готовившими приборы, я увидел, как в ходовую рубку прошел капитан. Одно это уже было не совсем обычным. Капитан вахты не стоит и без особой нужды в рубке не появляется, тем более в открытом море, вдали от рифов и мелей. К тому же Аркадий Платонович был явно чем-то озабочен.

Еще больше я насторожился, когда через некоторое время он с таким же озабоченным видом прошел из ходовой в радиорубку. Затем туда же поспешно поднялся по трапу начальник экспедиции. А когда в радиорубку вызвали Сергея Сергеевича и профессора Лунина, я понял: происходят какие-то весьма важные события.

Узнал я о них, только когда Волошин наконец вышел из радиорубки.

— Что случилось, Сергей Сергеевич?

— Пропал самолет. Английский, легкий, марки «Остер». Какой-то делец Ленард Гроу, отдыхавший у своего приятеля на острове Андрос, решил полюбоваться с высоты бушующим океаном. Летел нормально, потом вдруг связь стала прерываться, и он понес какую-то околесицу.

Волошин замолчал, глядя куда-то в небо. Я тоже посмотрел в том направлении, но небо было пустынным. Только с печальным криком носились над волнами качурки.

— Что же он передал? — нетерпеливо спросил я.

— Будто океан приобретает необычный желтоватый цвет… Последняя фраза была: «Я слепну, слепну! Я ничего не вижу!» Наши радисты тоже поймали ее и записали на пленку. И тут связь прервалась окончательно. Его все же успели запеленговать. Послали туда два самолета, катер, но ничего не нашли…

— Вы меня не разыгрываете, Сергей Сергеевич? — недоверчиво спросил я.

— Что вы, Николаевич. Разве такими вещами шутят?

— Он был один в самолете?

— Да. Один. Но вроде пилот опытный, хотя и любитель.

— Будем его искать?

Сергей Сергеевич неопределенно пожал плечами:

— Вообще-то шеф говорит, что отправляет нас в обычный рабочий полет. Но коль скоро мы будем в том районе, конечно, и поищем тоже.

— Меня возьмете, Сергей Сергеевич?!

— А вы не боитесь? Ведь полетим в сторону урагана, там ветерок.

— Меня не укачивает…

Устроившись в дальнем углу гондолы, я сделал запись в дневнике: «Четвертое сентября. В 11.10 вылетели на поиски яхты «Прекрасная Галатея» и пропавшего самолета «Остер».

Лаборант Гриша Матвеев проверял бесчисленные океанографические приборы. У него солидная, тщательно ухоженная борода, как у голландских старых шкиперов, но парень он молодой, веселый, отлично играет на гитаре и превосходно исполняет песни времен Отечественной войны двенадцатого года. Однако за работой Гриша совершенно меняется. Все делает неторопливо и аккуратно.

Костя Синий тоже был занят делом, возился у своей рации. Он одессит, много плавал на разных судах, был радистом и на самолетах, свое дело знает прекрасно. Костя любит поговорить, но пока, в присутствии начальства, непривычно тих.