Жюль Верн - Удивительные приключения дядюшки Антифера Страница 9

— В таком случае, поднимем якорь!

— А тебе не нужно в последний раз проверить координаты?

— Нет, ваша светлость, я уверен в точности вычислений так же твердо, как в том, что я сын моей матери!

— Тогда снимайся с якоря!

— Слушаюсь!

Приготовления были проделаны быстро. Якорь подняли, паруса поставили под ветер и взяли курс на северо-запад.

Стоя у гакаборта[46], Камильк-паша до тех пор смотрел на неизвестный остров, пока в неясном вечернем свете еще вырисовывались его очертания. Постепенно груда скал исчезла в тумане. Но богатый египтянин знал, что стоит ему захотеть, и он найдет этот островок… а вместе с ним и зарытые сокровища на сто миллионов франков[47] в золоте, алмазах и драгоценных камнях.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой читателю представляются два совершенно несхожих между собою друга — дядюшка Антифер и бывший судовладелец Жильдас Трегомен

Каждую субботу, около восьми часов вечера, дядюшка Антифер, попыхивая своей любимой короткой трубкой, неизменно впадал в сильнейший гнев. А примерно через час, все еще багровый, но уже изливший злость на своего соседа и друга Жильдаса Трегомена, снова обретал спокойствие. Что же вызывало в нем такую ярость? А то, что в своем старом атласе на одной из планисферных[48] карт, вычерченных по проекции Меркатора[49], он никак не мог найти то, что ему было нужно.

— Проклятая широта! — восклицал он. — Чертова широта! Но, если бы она даже проходила через пекло Вельзевула[50], я все равно должен проехать по ней из конца и конец!

И в ожидании, пока он сможет привести свой замысел в исполнение, дядюшка Антифер проводил ногтем по упомянутой широте. И вообще вся карта, о которой идет речь, была истыкана карандашом и продырявлена циркулем, как кофейное ситечко.

Широта, вызывавшая у дядюшки Антифера такое раздражение, была обозначена следующим образом на кусочке пергамента, своей желтизной напоминавшем выцветший испанский флаг:

«Двадцать четыре градуса пятьдесят девять минут» (с.ш.[51]).

Под этой строчкой в углу пергамента красными чернилами было написано:

«Настоятельно советую моему мальчику никогда этого не забывать».

И дядюшка Антифер неизменно повторял:

— Будь спокоен, дорогой отец, я не забыл и никогда не забуду эту широту!.. Но разрази меня господь, если я понимаю, для чего это нужно!

И сегодня, 23 февраля 1862 года, как всегда под вечер, на дядюшку Антифера опять нашел его обычный стих. Обуреваемый злобой, он выкрикивал проклятия, как матрос, у которого из рук выскользнул канат, скрежетал зубами, разжигал двадцать раз свою потухавшую трубку и ломал при этом спичку за спичкой. Потом он швырнул атлас в угол, стул — в противоположную сторону и в ярости бросил на пол большую морскую раковину, украшавшую камин. После этого он стал топать с такой силой, что задрожали потолочные балки, и голосом, привыкшим перекрывать грохот шквала, завопил, сделав рупор из свернутого в трубку картона:

— Нанон!.. Эногат!..

Эногат и Нанон, занятые одна — вязанием, другая — глажением у кухонной плиты, поняли, что пора явиться и положить конец домашней буре.

Дядюшка Антифер был владельцем одного из хороших старинных домов в Сен-Мало. Дом был построен из гранита, фасад выходил на улицу От-Салль. В каждом из трех этажей было по две комнаты, а верхний этаж приходился вровень с крепостной стеной.

Взгляните на этот дом, с его крепкими гранитными стенами — их не пробили бы метательные снаряды прежних времен, — с узкими окнами, перехваченными железными решетками, массивной дубовой дверью, украшенной металлическими узорами и окованной железом, снабженной висячим молотком, стук которого доносится до Сен-Сервана, когда дядюшка Антифер принимается колотить в дверь, с черепичной крышей и слуховыми окошками, из которых нет-нет, да и высунется подзорная труба, принадлежащая отставному моряку.

Из этого строения, наполовину каземата, наполовину сельского домика, прилегающего к углу крепостной стены, которая опоясывает весь город, открывается великолепный вид: направо — Гран-бей, уголок Сезамбра, Пуант дю Деколле и мыс Фреэль, налево — плотина и мол, устье реки Ранс, пляж Приере близ Динара и даже дымчато-серый собор в Сен-Серване.

Некогда Сен-Мало был островом, и, может быть, дядюшка Антифер сожалел о том времени, когда он мог бы считать себя островитянином. Впрочем, каждый имеет право гордиться, если он родился на этом берегу Армора[52], давшего Франции столько великих людей; среди них — Дюге-Труэн[53], перед статуей которого наш достойный моряк всегда почтительно склонял голову, проходя через сквер; Ламенне[54] (правда, дядюшка совершенно не интересовался этим писателем), Шатобриан[55], из произведений которого дядюшка Антифер знал только последнее — мы говорим о скромном и вместе с тем величественном надгробье знаменитого писателя, которое возвышается на острове Гран-Бей.

Дядюшке Антиферу (Пьеру-Сервану-Мало) было сорок шесть лет. Прошло уже полтора года, как он вышел в отставку, имея кое-какой достаток, которого вполне хватало ему и его близким. Несколько тысяч франков годового дохода были результатом его плаваний на двух или трех судах, находившихся под его командованием и приписанных к порту Сен-Мало. Эти корабли, принадлежавшие торговому дому Ле-Байиф и К° , совершали каботажные[56] рейсы вдоль берегов Ла-Манша, по Северному, Балтийскому и даже Средиземному морям. Еще до того, как дядюшка Антифер занял это высокое положение, он по роду своей службы немало постранствовал по свету. Это был опытный моряк, смелый, предприимчивый, требовательный к себе и к другим, спокойно ставящий свою жизнь на карту, не останавливающийся ни перед какими препятствиями и упрямый, как истый бретонец! Тосковал ли он по морю, которое он оставил в цвете лет?.. Быть может, на его решение повлияло плохое состояние здоровья? Никоим образом. Он, казалось, был высечен из глыбы безупречного гранита с армориканских морских берегов.

И в самом деле, чтобы убедиться в этом, стоило только взглянуть на него, услышать его зычный голос, почувствовать его крепкое рукопожатие, на которое он не скупился! Представьте себе человека среднего роста, коренастого, широкоплечего. Вот его особые приметы: большая голова кельта; волосы жесткие, как щетина; лицо обветренное и загорелое, закаленное морскими бурями, сожженное солнцем южных широт; густая борода с проседью, обрамляющая лицо, словно мох на скалах; глаза живые, черные, сверкающие из-под густых бровей, мечущие искры, как кошачьи зрачки в темноте; крупный, довольно длинный нос, суженный у переносицы и расширяющийся книзу; крепкие здоровые зубы, вечно грызущие трубку, которую владелец не выпускает изо рта; большие, поросшие волосами уши с отвислыми мочками; на правой — медное кольцо с впаянным в него якорем; наконец, худощавое туловище и крепкие ноги — надежная опора при любой качке, боковой и килевой.