Руслан Белов - Бег в золотом тумане Страница 92

Однажды вечером их машину расстреляли из гранатомета. Муж и сын погибли на месте. Через два дня Наташа выбросилась из больничного окна.

Толик Зубков погиб совсем глупо. Однажды они выпили в ресторане с Борькой Бочкаренко, и хотели продолжить в загородной шашлычной, но Зубков вдруг передумал и пошел домой. На ближайшем перекрестке его сбила машина, виноватый водитель хотел отвезти его в больницу, но Толик, придя в себя, приказал ехать в милицию — у него было табельное оружие и надо было его сдать. В управлении он срочно понадобился начальнику, потом еще кому-то и еще кому-то. Через три часа он умер от внутреннего кровоизлияния в оперативной машине, направлявшейся к месту вооруженного ограбления…

Сергей Кивелиди переехал в Москву. Открыл фехтовальный зал, который очень скоро стал модным. Но от судьбы далеко не уйдешь: он опять с кем-то не "договорился", и решил вернуться в родной Душанбе. Перед отъездом мы нашли хорошего менеджера для его спортивного Клуба. Сейчас он собирает надежных людей, чтобы вернутся на Уч-Кадо за остатками золота. Он написал мне письмо, звал в поход, но Лейла сказала веское "Нет"!

Федя тоже живёт в Первопрестольной. Мы довольно часто видимся. Его интересуют наши дела, а нас — его новая жизнь: Он сменил имя, отчество и фамилию. Теперь его зовут не Фёдор Иванович Гуськов, а Теодор Георгиевич Орлеанский! Новое имя он очень любит и старается ему соответствовать… У него, кстати, это неплохо получается. Почти месяц он обстоятельно выяснял, где без большого риска можно получить неплохие проценты с вклада. В конце концов, открыл счёт в Сбербанке. Через неделю, налюбовавшись нулями в сберкнижке, Теодор снял почти половину денег, и купил в Одинцово просторную четырёхкомнатную квартиру. Обставил просто, но функционально. Справив новоселье, он тут же накупил и занялся чтением философских трактатов Монтеня, Вольтера, Лафонтена, Сенеки и других. Но мало что понял. По моему совету отыскал старушку — учительницу начальных классов и начал учиться: читать, писать, думать и говорить на богатом и могучем русском языке…

Соскучившись по любимому делу, бабулька не просто учила грамоте, а претворяла в жизнь идеи великого педагога — Константина Дмитриевича Ушинского: Она превратила квартиру в театр. Инсценировали всё! Начали со стихов Маршака, Чуковского, а закончили сказками незабвенного Александра Сергеевича Пушкина. Через полгода Федя решил показать своё "проворство и уменье" друзьям. Для премьеры была выбрана: " О царе Салтане". Память у Теодора была отличная, поэтому он без особого труда выучил всё наизусть. Роль девиц — ткачихи и бабарихи взяла на себя учительница. Она же была главным режиссёром будущей феерии. Для создания эффекта пребывания во дворце Царя Гвидона, была куплена белочка. Она бегала по клетке — колесу, и этот непрерывный Бег создавал иллюзию Вечного существования Настоящего Момента Времени…

Параллельно работе над спектаклем, Теодор Орлеанский писал диктанты, изложения, сочинения. Учил стихи, пословицы и поговорки… И очень радовался, когда за свой труд получал пятёрки…

Наконец наступил день премьеры. Собрались все, кто был неравнодушен к судьбе начинающего общественного деятеля Орлеанского. Это были: я, Лейла, моя сестра Светлана, соседи по площадке и, неизвестно откуда взявшийся, друг детства Феди — Санёк Панин. Шустрый и не без царя в голове, малый… Почти Санчо Пансо. Да и функции он нёс почти те же — был Управляющий Делами. Тоесть, заботился об отдыхе, питании, здоровье и развлечениях Теодора…

Премьер сильно волновался, но совершенно напрасно! Спектакль получился потрясающий! На наших глазах разворачивалась настоящая драма! Мы все плакали от восхищения талантливой игрой никому, кроме меня, не известного "актёра", — моего друга Феди!

Старушка — божий одуванчик сделала Всё, и даже больше… Неожиданно осенившее Федю Чувство Любви к людям, соединённое с простыми и гениальными словами поэта, заставляло задуматься о смысле жизни! По окончании спектакля, на глазах изумлённых гостей, Федя вручил "Пигмалионше" цветной телевизор фирмы "Сони", расплакался и дал честное слово… "Думать говорить и писать только на языке Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Чехова… А жить и работать так, чтобы Христос простил все его злодейства!"

На следующий день, он посетил галантерейный отдел универмага и купил несколько коробочек с краской для волос. Закрылся в ванной комнате и экспериментировал до тех пор, пока его голова не превратилась в "Огненный шар".

После триумфа на ниве ликвидации безграмотности, Фёдор вновь взялся за чтение трудных, но очень необходимых для его просветительской деятельности, книг. Затем, нашел где-то на Арбате молодого парнишку — журналиста и вместе с ним выработал концепцию Красноголовых.

Этот труд был опубликован в виде брошюры тиражом 2000 экземпляров, а в кратком изложении — в виде бесчисленных листовок. Основные положения этого учения были почерпнуты из книг Сенеки Младшего. Вот одно из них:

"Кто имеет возможность предупредить преступление, но не делает этого, тот способствует преступлению".

Приняв идею КГ близко к сердцу, парень расчувствовался, попросился в Секретари и был принят. В порыве сопричастности, он хотел окрасить свою голову в красный цвет, но Шеф отверг его просьбу:

Богу — богово, кесарю — кесарево! А Красная Голова — убийце! Несколько месяцев спустя, только в Москве, в общество КГ вступило несколько десятков человек. Все из числа оттянувших срок уголовников.

Теодор Георгиевич занимался с ними психофизической реабилитацией по методу Илоны Давыдовой.

Но Дело продвигалось трудно. Попытки извратить идеалы движения стали обыденными как со стороны легкомысленных юнцов, подвизающихся в области мелкого насилия, так и со стороны потенциальных и скрывающихся убийц. Эти отморозки не принимали его идей всерьез. Иногда, по ночам, новоиспечённый потомок Гуго Орлеанского рыдал от бессилия. Выстраданное им Общество скатывалось в глубокую яму фарса…

Он догадывался, что массы убийц не способны понять и принять идею движения по причине неразвитости интеллекта и полного отсутствия положительных граней в душе. Высшие же слои общества, состоящие в активной своей части из "волков" и "шакалов", не могли представить себя в рядах защитников обезличенных "овец".

Спасала Теодора непоколебимая уверенность в том, что он не отступит от своих идеалов.