А Парамонова - Пробуждение: магическая печать (СИ) Страница 92

— Уже поздно, — сказала она, опускаясь рядом. — Думаю, нам пора ложиться спать.

— Да, конечно, — сказал он вставая. — Я уже ухожу.

Огонь в камине полыхнул сильнее и затрещал. Так бывает, когда костер готов потухнуть. Парень вздрогнул, почувствовав, что она удерживает его руку.

— Феликс, — сказала Эмма, и он заметил, как дрожат её губы. — Я сказала: нам пора спать…

Огонь в камине догорал. И он задался вопросом: куда исчезает душа пламени, когда тот гаснет, выбрасывая в воздух последние искры? Ответом был яркий отблеск в её глазах — вот где возрождается его жизнь. Не в силах сопротивляться этому магнетизму, он опустился к ней и привлек к себе.

— Останься со мной, — прошептала она, зарываясь лицом в его волосы. — Останься до утра…

Пламя в камине погасло, чтобы разгореться теперь между ними. Он нежно прикоснулся губами к её шее. И ей показалось — она разучилась дышать, когда лямки её платья скользнули с плеч. И снова, когда они поднялись с ковра, и оно бесшумно упало к её ногам. Наслаждаясь этим пьянящим притяжением, Эмма расстегнула рубашку. И она мгновенно оказалась на кресле, куда спустя минуту страстных поцелуев упали его брюки.

— Ты горишь, — прошептал он, прижимая Эмму к себе.

Его сильные руки подняли её и, не отрывая взгляда, они опустились на мягкое покрывало кровати. Их ноги переплетались. Её руки помогли ему избавить свое тело от лишних деталей, не оставляя ни один сантиметр без пьянящей теплоты. Обдувая каждый свой поцелуй, он двигался медленно, с каждым разом, ощущая под собой её трепет. Это было нежно, страстно, непередаваемо красиво. Словно мозаика бытия сложилась в узор вселенной и звезды закружили двоих в вихре их собственного космоса. И она бы не смогла сказать точнее. Она не знала как, она просто не могла говорить. Чувства, ощущения переполняли, и Эмма улыбалась, сквозь слезы истинного удовольствия.

— Люблю тебя… — вырвалось у неё в момент, когда легкие заработали вновь, и она смогла сделать выдох.

Она слышала его прерывистое дыхание. И она знала, что, положив голову на её грудь, и крепко обнимая её обнаженное тело, он тоже чувствует это. Приподнявшись над ней и нежно поцеловав её губы, Феликс прошептал:

— Больше жизни!

Они уснули вместе, в одной постели, обнимая друг друга всю ночь. Влюбленные и безмятежно счастливые. Снег больше не падал, и небо нового года дарило лунный свет, отражаясь в каждом предмете небольшой комнаты. Звезды улыбались им. И лишь боль ложной потери, терзавшей сердце молодого мужчины за окном, наполнила влажным блеском черные, словно ночь глаза.

Гл.16. «Я люблю тебя»

Любовь, ты сердце вьюжное растопишь в злую стужу.Душа исполнена томленья и тоски…Любовь прекрасна, если рядом тот, кто нужен,А нужен тот порой, в ком вовсе нет нужды…

ХVIII век…

«Я не знаю, как так вышло, что из средства к достижению цели она превратилась в человека, который стал моим частым собеседником на светских вечерах. Её индивидуальность поражает меня, её сила духа заставляет испытывать уважение к этой хрупкой женщине… Мы часто говорим о жизни. Она делится со мной своими надеждами, тайнами. Ей снятся странные сны… Во многих из них она видит звезды, и… она утверждает, что, еще в детстве, в них она видела меня… но, что еще более удивительно, она видит ключи! Со дня нашего знакомства прошло уже пять лет, семь месяцев и двадцать один день… Я не хотел этого… Я не думал об этом… Сегодня она сказала: „Я люблю тебя“… И, я вдруг почувствовал, что моя душа взлетает высоко к небесам, и лишь мое сердце осталось накрепко привязанным на земле — в её руках… А потом иллюзия рухнула… я вспомнил, кто она, зачем она и что с ней будет. Я очнулся и заявил ей, что она никогда не привлекала меня и что негоже даме в её возрасте так открыто выражать свои чувства. Холодно попрощавшись, я оставил её и пошел прочь не оглядываясь, но сердце мое испытало доселе не ведомую муку… Будь проклята та старая цыганская ведьма!»

(Александр Стеланов-Фортис)

— Вы когда-нибудь встречали утро, проснувшись в объятиях любимого человека? Если да, то вы поймете, какие чувства испытала Эмма Керн, открыв глаза и сразу же окунувшись в океан теплоты серо-голубых глаз. Счастье и восторг, любовь и нежность, гордость и обожание — этот коктейль наполнил её душу и заиграл в сердце радугой наслаждения.

— Люблю тебя, — сладко прошептала она, растворяясь в предрассветном поцелуе.

Его кожа, обнаженная и теплая накалялась от её дыхания и сердце, взволнованное, начинало биться чаще, лишь только её губы касались его.

— Я все еще не могу поверить, что ты со мной, — прошептал он.

Его нежный голос по утрам и согревающие объятия рассекали рассвет вот уже полтора месяца. По началу, соседи по комнате подтрунивали над ним, предлагая перебраться к ней насовсем, но спокойная реакция парня, его святящиеся жизнью глаза и улыбка вскоре убедили всех в тщетности подобных выпадов. Все это разбивалось об него как о стену, ведь каждое утро, засыпали ли они потными от счастья или просто глядя в глаза друг другу, он получал от неё заряд эмоций, направленный на него комбинацией из десяти заветных букв: я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он, и Эмма снова погрузилась в сон.

Это было очередное утро, которое они встретили вместе. Очередное, но особенное, потому что это было утро четырнадцатого февраля — день всех влюбленных. Когда, парой часов позже, она проснулась и открыла глаза — Феликса уже не было. Поднимаясь, она ощутила, как что-то скатилось с подушки и уткнулось ей в руку. Взяв коробочку из красного бархата, Эмма подняла с подушки и поднесла к лицу алый бутон. Запах роз всегда поднимал ей настроение и этот подарок не стал исключением. Отложив цветок и, открыв коробочку, она не смогла сдержать эмоций:

— Господи!

Внутри, на мягкой атласной подушечке, лежал браслет, выполненный из трех видов золота, который девушка сразу же взяла в руки. Плетение было такое мудреное и красивое, что она не сразу обратила внимание на внутреннюю гравировку. «От Феликса, с любовью» — гласила надпись и, прижав его к груди, Эмма расстегнула застежку и надела браслет на левое запястье.

В дверях её настигла Джессика. Она подлетела к дочери и, схватив её за руку, как сорока уставилась на новое украшение. По восхищавшись с минуту, мать отпустила её, и Эмма поспешила выйти. Но открыв дверь, она увидела на пороге парня с охапкой роз, которая оказалась двумя букетами; оба предназначались госпоже Керн.