Константин Нефедьев - Могила Таме-Тунга Страница 99

— Я и не поднимал этого вопроса, мсье. Да мне и незачем было уходить от них.

— Как? Разве вас не потянуло на родину, к вашим близким, к друзьям? — неожиданно спросил до сих пор молчавший Сергей.

— Родина, близкие, друзья… — задумчиво повторил Пэйн. — Милый юноша! Вы, русские, по-иному понимаете слово «родина», поэтому ты не поймешь, если я скажу, что для меня родина — это, прежде всего, я сам. Близких у меня нет. Я — подкидыш, воспитывался в приюте, а потом в иезуитской школе. Какие уж тут близкие? Друзья? Да настоящих друзей я, пожалуй, тоже никогда не имел… И почему вы думаете, что я совершаю нечто недостойное, обитая здесь, в этом эдеме, а не на Монмартре или в Латинском квартале Парижа? Жизнь тех, кого мы называем дикарями, имеет множество преимуществ перед жизнью так называемых цивилизованных белых. Чем цивилизованней, в подлинном смысле этого слова, человек, тем с большей охотой он сбрасывает с себя путы всего наносного, всего лишнего и окунается в стихию предельной простоты. Большинство белых, ставших «дикарями», были хорошо образованными людьми. Об этом писал в одной из своих статей о дебрях Перу покойный Фостер…

— И все же мне, например, непонятно, как вы, ученый, могли бросить занятия наукой ради безделья? — перебил Элиас Гароди. — Как вы хоть пришли к решению остаться здесь?

— Гм! Знаете ли, мсье, без каких бы то там внутренних трагедий, драм. Просто, лежа почти три месяца без движения в лубках, наложенных заботливым Лендой, я имел достаточно времени подумать о прожитом и согласиться с тем афоризмом, который, помню, частенько любил употреблять наш воспитатель-монах: меньше знаешь — крепче спишь… Да, мсье, я понял, что счастье не в обилии знаний, а в обилии чувствований, переживаний. Я понял это однажды ранним утром, наблюдая за восходом солнца. Mon dieu![23] Ведь человек чуть ли не ежедневно может наблюдать это чудо рождения дня, чудо каждый раз совершенно неповторимое, совершенно особое от вчерашнего и не похожее на завтрашнее. С ним может сравниться только еще одно чудо земли — море. И я не могу понять, почему же большинство людей равнодушно к этим чудесам? Наблюдая восходы, закаты, наблюдая природу во всех ее проявлениях, я познал огромное счастье, которое вмещает в себя и счастье первого открытия, и счастье исследования, и счастье познания. Так чего ж удивляться, что я не ушел отсюда, из этой прекрасной долины, которую мудрый Макалуни превратил в место захоронения умиротворенных страстей и чувств. Здесь, в этих райских кущах, я хотел бы кончить свои дни…

— Нет, сеньор Пэйн, вы не правы! — снова не сдержался Сергей. — Я не могу понять, как вы можете оставаться безучастным, когда речь идет о жизни целого племени, о спасении богатств древней цивилизации лакорийцев? Ради этого сеньоры Элиас Гароди и Эваристо Грасильяму остаются здесь, а вы… э-эх!.. восходы солнца… Мне стыдно за вас!

Глава 29

Правду не задушить!

Сеньор Эстебано Ногейро, по натуре очень скромный человек, постеснялся садиться в кресло директора музея, должность которого он занимал на время отсутствия профессора Гароди. Сеньор Ногейро предпочитал усаживаться за журнальным столиком в глубоком кожаном кресле для посетителей.

Прошло две недели, как Жоан появился в Рио, похудевший, загоревший, возмужавший, и менее недели со дня выхода очередной книжки журнала «Проблемы. Гипотезы.

Открытия», в которой были опубликованы записки профессора Грасильяму. Как и следовало ожидать, записки эти вызвали ожесточенную полемику в печати. И вот сейчас сеньор Ногейро и Жоан, сидевший за директорским письменным столом, занимались разбором и обсуждением газетных и журнальных статей, заметок, откликов, сообщений телеграфных агентств, присланных в музей из БДИ (Бюро деловой информации). Жоан брал их по порядку и читал вслух:

«Экспедиция профессора Эваристо Грасильяму — одна из удивительнейших за последнее столетие. Научный мир ахнет от восторга, когда экспедиция обнародует свои труды…»

— Как вам это нравится, сеньор Эстебано?

— Это чьи же слова, Жоан? — высунулся из кресла сеньор Ногейро.

— Трудно даже поверить. Ректор университета в Сан-Паулу доктор Томас де Оливейра. Хотя он с Грасильяму не особенно дружил, но все же нашел доброе слово… Смотрим дальше:

«Остается загадкой, каким образом в экспедиции нашего почтенного ученого вдруг оказался русский коммунист? Несомненно, это доказательство того, что профессор Грасильяму разделяет коммунистические взгляды…»

— Ну-ну! Это из того же Сан-Паулу пишет газета «Эстаду ди Сен-Паулу»… Дальше!

Вот тоже выпад:

«Странные отрывки из дневника Эваристо Грасильяму, опубликованные в таком почтенном журнале, как «ПГО», ни в коем случае нельзя рассматривать как научное открытие. Это — бред сумасшедшего. Приходится удивляться нетребовательности редактора-издателя почтенного журнала доктора Матуфора Плиса, напечатавшего этот вздор. Напрашивается вопрос: зачем? Зачем редактору понадобилось писать предисловие к этому фантастическому бреду и в хвалебных тонах вспоминать заслуги русского натуралиста Григория Лангсдорфа? Уж не ради ли того, чтоб исподволь прививать симпатии читателей к русским, коль уж запрещена открытая прокоммунистическая пропаганда? Уж не продался ли доктор Матуфора Плис агентам Коминтерна?»

— Крест господень! Это кто ж так пишет? — испуганно пролепетал сеньор Ногейро.

— Не догадываетесь? Ну, кто же, как не журнал «О крузейро»! Впрочем, от него другого не жди. Не волнуйтесь, сеньор Эстебано, пока это только цветочки, нечто вроде пристрелочного выстрела в артиллерии. А вот и пулеметные очереди телеграфного агентства «Ас пресс»:

«Я не верю запискам Грасильяму. Они не что иное, как мистификация!»

Это из выступления по радио профессора Алвиса. Или вот еще камень в нашу сторону:

«Куда исчез профессор Грасильяму со своими сообщниками? Правительство должно послать в джунгли вооруженный отряд, чтобы отыскать и предать их суду, а также очистить нашу землю от людоедов — белых индейцев!»

— Это из выступления на митинге в Белу-Оризонти некоего демократа… Сеньор Эстебано, вам не надоело, слушать эту чушь?

— Нет, нет, дорогой Жоан, читайте, читайте! Мы должны знать общественное мнение об экспедиции профессора Грасильяму и нашего дорогого шефа профессора Гароди.

— Полноте, сеньор Эстебано! Да разве это общественное мнение? Это организованная травля со стороны определенных лиц. Кого — не знаю. Упоминание о необходимости посылки в верховья притоков Амазонки вооруженных отрядов преследует цели, от экспедиции очень и очень далекие. Я насмотрелся, наслышался, знаю, что творится под зеленым покровом гилеев…