Лариса Черкашина - Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Лариса Черкашина

Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Юным путешественникам Андрею и Настеньке Черкашиным

ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ПРОГРАММА ПРАВИТЕЛЬСТВА МОСКВЫ

Выпуск осуществлен при финансовой поддержке Департамента средств массовой информации и рекламы города Москвы.

Издано при участии ООО «Принт-Контент», г. Санкт-Петербург.

Рецензенты: Невская Вера Александровна, зав. научным отделом Государственного музея А.С. Пушкина; Великодная Ирина Леонидовна, канд. филол. наук, доцент МГУ им. Ломоносова, зав. отд. редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ.

В оформлении книги использованы портреты, гравюры и фотографии из собраний Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Всероссийского музея А.С. Пушкина, Государственного музея А.С. Пушкина, Государственного Исторического музея, Государственного Эрмитажа, Государственного Русского музея, Государственной Третьяковской галереи, Государственного музея-заповедника «Петергоф», галереи Уффици (Флоренция), Национального музея Черногории (Цетинье), Музея Виктории и Альберта (Лондон), Музея истории Висбадена, частных коллекций.

Земные странствия поэта

Хроника путешествий

Дорога жизни: Москва – Петербург

Блажен, кто понял голос строгойНеобходимостиз земной,Кто в жизни шел большой дорогой,Большой дорогой столбовой.

Хроника странствий Пушкина вплетается в его биографическую канву. Вышивальщица-судьба словно выстегивает неповторимый узор на карте Российской империи: стежками, крестиками, гладью помечая города, реки, станицы, горные перевалы, которые миновал поэт.

Александр Пушкин. 1975 г.

Художник Е. Устинов

Если быть точным, свое самое первое путешествие из Москвы в Петербург поэт совершил в нежном возрасте – грудным младенцем, на руках у мамушки-кормилицы: с него и начинается Пушкин-путешественник!

Между той, первой, и самой последней поездкой – и тоже из Первопрестольной в Северную столицу, – пролегли не версты, а вся жизнь.

«Государева дорога», как в пушкинские времена, по старинке, еще величали Московско-Петербургский почтовый тракт, по сути, стала «дорогой жизни» поэта.

Сколько раз мчался он по ней, шумной от посвиста возниц, криков курьеров и фельдъегерей, многоголосья валдайских колокольцев и разудалых ямщицких песен. Ехал по знакомому пути зимой и осенью, на «почтовых» и «вольных», в коляске и дилижансе…

Мелькают мельком, будто тени,Пред ним Валдай, Торжок и Тверь.

Старая дорога помнила и пешего Пушкина. В картузе и с тростью – таким изобразил себя поэт на рукописи «Евгения Онегина». Известен и другой рисунок Пушкина-странника: порывистого, в движении (автор – художник-дилетант Петр Челищев, на ту пору – капитан лейб-гвардии Преображенского полка, в будущем – генерал-майор), шаг поэта несоразмерен росту – энергичный широкий шаг! Не одну версту, а сотни прошагал по российским дорогам, проселкам, тропам Александр Сергеевич, чему немало свидетельств.

По Московско-Петербургскому почтовому тракту Пушкин отправился и в свадебное путешествие с юной красавицей-женой…

«Государева дорога» от старушки Москвы, «порфироносной вдовы», до царственной Северной Пальмиры шла через Тверь и Новгород. Ровно двадцать восемь раз проехал по ней поэт, преодолев пятнадцать тысяч верст!

Есть в том странная предопределенность: год рождения стал первым в хронике земных странствий Пушкина, и путь его лежал из родной Москвы в имперский Петербург, где суждено было ему принять смерть…

По «государевой дороге» и тверским проселкам

1799

Сентябрь(?) – октябрь(?). Из Москвы в Петербург. Той же осенью родители-Пушкины возили младенца Александра в сельцо Михайловское Опочецкого уезда Псковской губернии, на показ деду Осипу Ганнибалу. Поездка на перекладных, в собственном экипаже.

1800

Август(?) – ноябрь(?). Из Петербурга в Москву. Вместе с семейством, в собственном экипаже.

1811

16(?) – 20(?) – 19(?) – 23(?) июля. Из Москвы в Петербург. С дядюшкой Василием Львовичем и его невенчанной женой Анной Николаевной Ворожейкиной. В почтовой карете.

На тройке пренесенныйИз родины смиреннойВ великий град Петра…

Дорожные расходы братья Пушкины разделили меж собой поровну. Почему именно дядя, а не отец повез в Петербург отрока Александра, где тому предстояло держать экзамены в Лицей? Причина чисто житейская – в семействе Пушкиных ожидалось прибавление: в октябре 1811 года Надежда Осиповна родила сына Михаила.

«…Дядя мой Василий Львович, по благорасположению своему ко мне и ко всей семье моей, во время путешествия из Москвы в Санкт-Петербург, взял у меня взаймы 100 рублей ассигнациями, данных мне на орехи покойной бабушкой моей Варварой Чичериной и покойной тетушкой Анной Львовною…»

Сто рублей, подаренные будущему лицеисту «на орехи», дядюшка Василий Львович так и не вернул…

Пушкинская Москва. Красная площадь

1826

4–8 сентября. Из Михайловского в Москву по вызову Николая I. В сопровождении фельдъегеря. В собственном экипаже, на перекладных.

Предыстория этой необычной поездки такова. 28 августа Николай I скрепляет подписью собственную резолюцию: «Высочайше повелено Пушкина призвать сюда. Для сопровождения его командировать фельдъегеря. Пушкину позволяется ехать в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта. Пушкину прибыть прямо ко мне. Писать о сем псковскому гражданскому губернатору».

Из Пскова в Михайловское, в ночь с 3 на 4 сентября, прискакал офицер с письмом губернатора. Перепуганная явлением грозного «гостя» Арина Родионовна залилась слезами. Пушкин успокаивает бедную нянюшку, проявляя недюжинное самообладание: тотчас велит садовнику Архипу доставить ему из Тригорского пистолеты. Почему поэт хранил свои пистолеты у соседки, добрейшей Прасковьи Александровны Осиповой, и что таилось за его странным распоряжением? Уже не узнать… Но русская словесность понесла в ту сентябрьскую ночь невосполнимую утрату – в пылающий камин летели «крамольные» листы: автобиографические записки, черновики «Бориса Годунова», стихотворные пьесы!

На сборы времени не дано, и в пять утра, на заре нового дня, дорожный экипаж двинулся в путь. Вначале в Псков, к губернатору Борису Антоновичу фон Адеркасу, а оттуда, вечером, – в Первопрестольную, к царю.

История сохранила и имя фельдъегеря, сопровождавшего поэта: Иван Федорович Вальш. А сам Пушкин тотчас по приезде в Псков отправил тригорской соседке письмо, где очень мило ее успокаивал: «Дело в том, что без фельдъегеря у нас грешных ничего не делается; мне также дали его для большей безопасности. Я еду прямо в Москву, – пишет он далее, – где рассчитываю быть 8-го числа текущего месяца…»

Расчеты поэта оправдались, и, минуя Боровичи, Новгород, Яжелбицы, Вышний Волочок, Торжок, Тверь, Клин, Черную Грязь (всего 740 верст!), утром он уже в Москве. Взмыленные лошади замирают у ворот Главного штаба. Дежурный спешно доносит генералу И.И. Дибичу: «…Сейчас привезен с фельдъегерем Вальшем, из Пскова, отставной 10 класса Пушкин, который оставлен мною при дежурстве впредь до приказания». Дибич шлет записку: «Нужное, 8 сентября. Высочайше повелено, чтобы Вы привезли его в Чудов дворец, в мои комнаты, к 4 часам пополудни».

Ровно в назначенный час в Кремле происходит историческая встреча Пушкина с русским самодержцем. «Что сделал бы ты, если бы 14-го декабря был в Петербурге?» – прямо спросил Николай. «Встал бы в ряды мятежников», – последовал честный ответ. Аудиенция имела для поэта благие последствия: ссылка отменялась, ему разрешалось жить в обеих столицах, и сам царь милостиво соизволил стать цензором новых творений.

Пушкин же из Кремля спешит на Старую Басманную, в гости к дядюшке Василию Львовичу. А Москва уже полнится слухами о счастливом возвращении опального поэта!

2–8 ноября. Из Москвы в Михайловское с остановками в Твери, Торжке, где Пушкин покупает для княгини Веры Вяземской шитые золотом пояса, и Новгороде. На перекладных, в собственном экипаже.

От Сергея Соболевского получает «на дорогу» радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву». Опальную книгу ее владелец хранил с большими предосторожностями, а вот приятелю в дальний путь дать не побоялся.

В Михайловском, на пороге отчего дома, Пушкин радостно встречен нянюшкой и дворовыми. «Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни… и моей няни – ей богу, приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия и пр…» (Из письма князю Петру Вяземскому.)