Йорген Бич - За аравийской чадрой Страница 10

Когда настало время уходить, я поднялся и бережно, обеими руками, передал султану жестяную коробку с фильмом о Мукалле, словно это не коробка, а драгоценнейший алмаз.

Он сдержанно поблагодарил меня, и тут, когда я спросил, нельзя ли сфотографировать его, у нас завязалась беседа. Лед недоверия наконец растаял, и он предложил, чтобы я снял его министра, потом его слуг и даже некоторых рабов.

Закончив съемки, я осторожно спросил, нельзя ли мне сделать несколько снимков с плоской крыши дворца, откуда открывался великолепный вид на город и на море.

Разрешение было мне пожаловано, но, прежде чем пустить меня на крышу, на нее взбежал дворецкий и, хлопнув несколько раз в ладоши, закричал: «Прячьтесь, прячьтесь!» Предостережение относилось к женам из султанского гарема, которые случайно могли оказаться поблизости. Если их увидит чужеземец, и особенно неверный, это будет иметь для бедных женщин самые печальные последствия, хотя бы все произошло по чистой случайности. Но крики дворецкого, очевидно, были услышаны вовремя, по крайней мере ничего соблазнительного я так и не увидел.

Вид на Мукаллу с плоской крыши султанского дворца — зрелище незабываемое. Когда вы идете по улицам между высокими домами, город кажется серым и грязным; но когда вы смотрите на Мукаллу сверху, она превращается в совершенно белый город. В ярком свете тропического дня здания сверкают таким ослепительным блеском, что хочется зажмурить глаза. Там и сям над крышами домов, словно изящные пальцы, взмывают стройные шпили минаретов. Когда вы смотрите на Мукаллу, белеющую на фоне синего моря или бурой скалистой стены, игра красок зачаровывает вас. Мне было трудно оторваться от этого зрелища, но я утешал себя тем, что увезу с собой цветной фильм, который воссоздаст потом перед моими друзьями эту изумительную картину.

Я снимал долго, снимал все подряд, и наконец спустился вниз к султану. Проводы были короткие… и без подарков. «Вот тебе и на! — подумал я, — очевидно, это очень громоздкий подарок и, чтобы не обременять своего гостя понапрасну, султан решил прислать его прямо ко мне домой». Правда, султанский автомобиль, который отвез меня во дворец, был достаточно большой, чтобы вместить весь княжеский гардероб.

Ночью я видел сон, будто султан подарил мне двадцать пять самых упитанных женщин из своего гарема и непременно настаивал, чтобы я отвез их на родину в Данию. При этом он заверил меня, что если моя жена вдруг поднимет шум, то он с радостью примет ее в свой гарем. Когда я проснулся, никаких женщин у постели не было, но кто знает, что означает этот сон! Может быть, дома меня ждут какие-то неприятности…

Уже миновал полдень, а от султана не было ни слуху ни духу. Я сидел в ванной комнате и принимал душ, когда вдруг услышал крик Ниангары, что гонец привез подарок от султана. Я готов был пулей вылететь из ванной, но тут же овладел собой и, насколько мог, спокойно повелел Ниангаре взять подарок и отнести его ко мне в спальню.

В один миг я оделся, ворвался в спальню и стал взглядом искать подарок. Однако в спальне не было ни княжеской одежды, ни наложниц. Я спросил Ниангару, где же султанский дар.

— О господин! Я положил его в твой чемодан.

Я рывком вытащил чемодан. На моем красивом тропическом костюме лежали какие-то странные коробки. Я принюхался. Запах меда? Да, это был мед.

Две плоские коробки, которые в Дании можно купить каждую за десять крон. А я между прочим терпеть не могу меда!

К подарку был прикреплен листок бумаги, оторванный от какого-то протокола. На нем было написано:

«Дворец Мукалла, 5/12 1959 год». И далее я прочел: «Дорогой мистер Йорген Бич! Его Величество Султан Авадх имеет удовольствие послать Вам с гонцом 2 (две) банки меда в надежде на то, что он и Вам понравится.

Искренне Ваш Моселлан Аведх Балала, управляющий делами дворца».

Я поудобнее устроился в кресле, положил ноги на стол и расхохотался. Ниангара посмотрел на меня немного удивленно и опрометью выбежал из комнаты, а через несколько секунд снова вернулся с кувшином воды.

— Сегодня очень жарко, о господин. Я принес тебе немного холодной воды, — сказал он заботливо.

Очевидно, в моем голосе вдруг прозвучало нечто располагающее к откровенной и непринужденной беседе; во всяком случае, Ниангара принес две чашки, которые наполнил горячим душистым чаем, — для меня и для себя. Потом уселся в кресло и, пытаясь подражать изысканным манерам белых, тоже положил ноги на стол.

Я не думаю, чтобы это можно было назвать фамильярностью. Просто, по мнению Ниангары, белые всегда поступают так, когда хотят поболтать о всякой всячине. Правда, в таких городах, как Мукалла, много говорят сейчас о том, что с рабами теперь просто сладу нет; они ведут себя все более нагло и вызывающе и с чужеземцами, и со своими хозяевами. Но к Ниангаре эти разговоры не имеют никакого отношения. Наверняка он чувствовал бы себя гораздо уютнее, если бы сидел на полу на корточках. Но ему хотелось показать, что он доверяет мне и я могу положиться на него целиком и полностью.

Поэтому мне было легко говорить с ним на самые различные темы. Он не боялся меня и даже гордился тем, что может ответить на мои вопросы. С предыдущим гостем, султаном какой-то сопредельной страны, ему приходилось гораздо труднее. Ниангара буквально должен был ползать перед ним на животе, не произнося при этом ни слова, дабы не оскорбить слух высокородного владыки.

— Ниангара, — начал я, сделав пару глотков. — А в нашей стране нет рабов.

— Неужели вы такие бедные? — удивился Ниангара.

— Нет, просто нам не нужны рабы. У белых людей нет рабов, и они никогда не бывают рабами других людей.

— Это не совсем так.

— Что не совсем так?

— В нашей стране есть белые рабы.

— Белые рабы?

— Да, белые рабы. Сам я не видел, но от знатных гостей, которые жили в этом доме, я слышал, что есть рабы с белой кожей. В гаремах живет много белых женщин, но мне говорили, что есть и немало белых мужчин-рабов. Совсем недавно один высокородный князь рассказывал о человеке с белой кожей, который был рабом в городе, где дома выше, чем в Мукалле. Они такие высокие, что достают до самых туч.

— А где находится этот город?

— Кажется, он называется Шибам, и, чтобы добраться до него, надо много дней ехать через вади.

Я попытался выяснить у Ниангары еще кое-какие подробности, но он сам больше ничего не знал, хотя и горел желанием помочь. Однако с меня было вполне достаточно и того, что я от него услышал. По-видимому, если я поеду по караванной дороге через вади, то рано или поздно попаду в Шибам. И я немедленно начал готовиться к отъезду. Шибам лежал далеко в стороне от того маршрута, который я первоначально наметил для путешествия по Саудовской Аравии, но меня это не могло остановить. Я послал Ниангару в город, чтобы он достал четыре автомашины для путешествия через пустыню. На его лице было написано изумление: зачем мне понадобились четыре машины? Но он привык действовать, а не спрашивать «почему» и «зачем», и уже на другой день ему удалось достать то, о чем его попросили. Я тщательно осмотрел каждую из четырех машин и выбрал лендровер; владельцам остальных я заплатил за беспокойство и отпустил их.