Владимир Санин - Вокруг света за погодой Страница 10

Эффект этого выступления был потрясающим: распространение эпидемии немедленно прекратилось, а ее перепуганные жертвы, прячась от града соболезнований, то и дело стыдливо выстраивались у медпункта.

А после обеда мы перешли экватор. Нептуном назначили Пушистова. Петя очень близорук и не снимает очков, поэтому морской царь, несмотря на свое экзотическое одеяние и бороду из мочала, не внушал особого доверия: явно переодетый интеллигент. Но пост обязывал, и Петя громовым голосом объявлял приговоры, немедленно приводившиеся в исполнение. Черти окунали новичков в купель, сделанную из спасательного плота, предварительно протаскивая их через бочку с выбитыми днищами, из которой новообращенные выползали до неузнаваемости грязными. Я хохотал вместе с остальными зрителями и чувствовал себя в совершеннейшей безопасности, поскольку уже переходил экватор и по морскому закону экзекуции не подлежал.

Однако выяснилось, что я нарушил другой закон: забыл дома и, следовательно, не мог предъявить свой диплом, что Нептун квалифицировал как недостаточное к его величеству уважение. И я, жестоко вымазанный, также был брошен в купель. Утешило меня лишь то, что и сам неправедный судья не избавился от крещения: несмотря на высокий сан, Петя все-таки был новичком, и черти, сломив его отчаянное сопротивление, с воем протащили сброшенного с престола царя через омерзительно грязную бочку.

Гвоздем праздника было крещение Снежка, ослепительно белой болонки, любимицы экипажа. Весело скаля зубы, Снежок вышел на помост в сопровождении своего хозяина Вадима Яковлевича Ткаченко. Ухмыляясь в бороду, Нептун благословил новичка; наяда, она же техник Лена Погребенко, чмокнула его в нос, и Вадим Яковлевич бережно окунул исключительно довольного всеобщим вниманием Снежка в купель. А вечером в присутствии всего экипажа ему под бурные аплодисменты был вручен диплом о переходе экватора.

Но хотя день выдался веселый, мы с особым нетерпением ждали утра: ведь «Академик Королев» шел на юг по Новогвинейскому морю. Мы оказались в Океании, которая вместе с Австралией образует одну из частей света. Завтра мы ступим на ее землю.

Здесь жил Миклухо-Маклай. Новая Гвинея, Соломоновы острова, острова Фиджи, Новая Каледония, Таити… Сколько легенд, сказочных приключений, великих имен и открытий связано с этим до сих пор самым экзотическим районом земного шара! Магеллан, Кук, Дюмон-Дюрвиль, Миклухо-Маклай…

Есть от чего закружиться голове!

За годы своих странствий «Академик Королев» избороздил воды Океании вдоль и поперек, и посему большинство его обитателей не разделяют энтузиазма новичков, которые буквально изнывают от нетерпения. Шутка ли — идти по морю, которое омывает берега Новой Гвинеи, островов Адмиралтейства и архипелага Бисмарка! Восточная часть Новой Гвинеи вместе с этими островами называется Папуа; остров Новая Британия, к которому мы приближаемся, — один из девяти административных округов Папуа, в его главном городе — Рабауле мы проведем целых три дня.

Послышался восторженный крик: «Земля!» — и новички, обгоняя друг друга, ринулись на правый борт. Вдали виднелся остров, покрытый буйной растительностью. Я выклянчил у вахтенного штурмана бинокль и уставился на остров: отчетливо различались кокосовые пальмы, волны, накатывающиеся на пустынное побережье. Остров был небольшой, по-видимому, необитаемый, и я, подгоняемый дерзкой мыслью, побежал к Олегу Ананьевичу; почему бы нам не спустить шлюпки и не высадиться на берег?

Капитана я нашел в его каюте вместе с первым помощником. Когда выпадало свободное время, они стряхивали с себя груз забот и с наслаждением погружались в изучение каталога раковин. Ростовцев и Ковтанюк — страстные коллекционеры. Они собирают марки и монеты, но это между прочим, а главная и всепоглощающая страсть — раковины. Раковин они собрали сотни, их уже некуда ставить, и Олег Ананьевич с Юрием Прокопьевичем мечтают о том, что когда-нибудь жены разделят их любовь к раковинам и вместо того, чтобы выставлять на всеобщее обозрение сервизы, украсят серванты и горки этими прекрасными творениями морской фауны.

— Остров по правому борту! — радостно сообщил я.

— Вот бы такую добыть… — пробормотал капитан, с вожделением глядя на раковину, изображенную в каталоге.

— «Царь-ракушка», — уважительно произнес Юрий Прокопьевич. — Тридакна!

— Остров по правому… — заикнулся я.

— Может, и достанем, в этих местах они бывают, — размечтался Олег Ананьевич. — Учтите, Маркович, во время купания будьте осторожны, не вздумайте сунуть ногу между створками такой раковины! Она бывает больше метра, ухватится за ногу — не отпустит.

— У нас как раз появилась возможность увидеть такую раковину, — закинул я удочку. — Сейчас мы проходим мимо острова, и если спустить шлюпку…

— Для высадки на берег нужно разрешение, — охладил мой пыл капитан. — Австралийская опека.

— Но ведь остров, наверняка, необитаемый! — настаивал я. — Посмотрите в бинокль, там раковина на раковине лежит. Целые пирамиды раковин!

Капитан взглянул в окно и предложил мне сделать то же самое; даже невооруженным глазом можно было увидеть пирогу с двумя гребцами, которые отчаянно орудовали веслами и махали нам руками.

— Вот вам и необитаемый… — проворчал капитан. — Так эта раковина, Юрий Прокопьевич…

Я уныло отправился на палубу. Пирога безнадежно отставала, остров таял вдали. Жаль, но придется потерпеть, все равно скоро я увижу пальмы и живых папуасов.

А ведь ровно сто лет назад в этих местах жил и работал Миклухо-Маклай! Многие годы он посвятил изучению тропических островов и их обитателей, его вклад в мировую науку огромен. Удивительной судьбы человек! Его до сих пор считают авторитетом ученые самых разных специальностей — зоологи и анатомы, географы и этнографы; не многим путешественникам довелось столько увидеть, и уж совсем мало ученых, которые так же, как Миклухо-Маклай, заслужили бы от человечества признание не только за выдающуюся научную деятельность, но и за гуманность.

На Новой Гвинее Миклухо-Маклай прожил более трех лет. Сам остров как географическую точку в середине XVI века открыл испанец Ортис де Ретес[1] и назвал его так потому, что чернокожие туземцы напомнили ему негров африканской Гвинеи. А три с лишним века спустя Миклухо-Маклай открыл миру папуасов — в том смысле, что неопровержимо, с огромной убежденностью гуманиста доказал: не смотря на свою отсталость, вызванную определенными историческими условиями, папуасы — такие же люди, как европейцы, и только расисты могут говорить об их умственной неполноценности. Годы, прожитые среди папуасов, нашли отражение в дневниках ученого, безыскусные и трогательные страницы которых нельзя читать равнодушно. Туземцы, которые от белых людей видели мало хорошего, считали «Маклая» своим добрым гением: он лечил их от болезней, сеял среди них «разумное, доброе, вечное». Его жизнь подвижника была трудна, он прожил всего сорок два года. Но папуасы чтут его память, имя Миклухо-Маклая на Новой Гвинее и по сей день произносится с уважением и любовью.