Индия. Моё первое пришествие полвека назад - Игорь О. Станович Страница 10

сестрой, а подобные разборки у них были как дело само собой разумеющееся. Однако ударенный мною брат затаил злобу и решил отомстить. Пока я стоял в условном углу, они с другом подошли и сказали, что ещё поговорят со мной при удобном случае. Случай не заставил себя долго ждать. Скоро краем глаза я заметил, что они подкрадываются ко мне сзади. Осведомлён — значит вооружён. Я сделал вид, что ничего не вижу и ковыряю ногой доски пола веранды. А когда мститель бросился на меня, я так удачно подсел, схватил его за руку, потом резко выпрямился. Эффект был потрясающий. Ребёнок полетел через меня. Заодно и через перила беседки. С довольно большой высоты навернулся спиной о землю и опять дико заорал. Я сам испугался и побежал оказывать ему первую помощь. Опять прибежала перепуганная воспитательница. Видя картину поверженного мальчика и меня, стоящего над ним, она… сами представляете, что себе вообразила. Родителям сказали, что они плохо меня воспитали. И что у них остаётся не так много времени до начала нового учебного года, чтобы провести со мной профилактическую работу. И так далее, и тому подобное. Из сада меня удалили. Зато репутацию среди сверстников я заработал авторитетную. Даже дети из старших классов, когда я всё-таки пошёл учиться, меня уважали и избегали ссориться. Уж больно эффектным получился бросок через себя. Как будто я и впрямь где-то занимался единоборствами и обладал техникой дзюдо. А с несчастными братом и сестрой мы в конце концов подружились и нормально общались долгие годы. Правда, впоследствии с девочкой произошёл ещё один инцидент с моим участием. Но то уже было позже, и мы стали старше на год. Как то на перемене она начала меня щекотать. А я всплеснул руками и попал ей по лицу, выбив два зуба. Слава Богу, они были молочными и сами должны были скоро выпасть. А вот с её многострадальным братом произошло всё гораздо хуже. На лето у нас в том же здании школы устраивали что-то вроде пионерского лагеря. Чтобы разгрузить занятых родителей. Классы освобождали от парт и заносили туда кровати, на которых у нас проходил так называемы тихий час. С утра мы плескались в бассейне, играли, рисовали и занимались обычной для пионерского лагеря фигнёй. Потом нас кормили обедом и заставляли после него спать. Кто бывал в подобных заведениях, помнят, как проходят тихие часы. Когда воспитательница ушла, мы, естественно, начали драться подушками. В шутку, как и положено. После моего удара мальчик не устоял на кровати и свалился с неё. Да так неудачно, что треснулся лицом о набалдашник на ножке. Кровать была индийская, деревянная. А для красоты в ногах были деревянные шары на небольшой спинке. Именно о такой шар он и шарахнулся. Глаз заплыл. Прибежала учительница, которая исполняла роль пионервожатой. Чуть не упала в обморок. Вызвали скорую. И отвезли пострадавшего в больницу. Рентген показал перелом надбровной дуги. Но доказать, что упал он после моего удара, не смогли. На этот раз я выкрутился. Однако родители на всякий случай забрали меня из лагеря… от греха… мало ли что. Так и повелось. Кстати, за десять лет у меня набежало ровно десять школ. Но не подумайте, меня не из всех выгоняли. Из некоторых я уходил сам, в том смысле, что родители вовремя забирали и переводили в другую школу. А с невезучей семьёй всё в конце концов стало замечательно. Бровь юноши заросла. Прошли годы, мои одноклассники стали взрослыми. Закончили МГИМО и работали в разных странах ответственными загранработнками. Я даже наблюдал брата несколько раз в свите президента, во время телевизионных трансляций встреч глав государств. И вспоминал: а ведь я тебе, засранцу, однажды чуть голову не проломил… но не со зла ведь…

Я как специально подгадал с инцидентом в лагере. В середине июня на летние каникулы к нам приехали старшие брат с сестрой, только уже мои. Родителям было с кем оставить меня под присмотром. В учебное время они находились в интернате МИД в том самом Пушкино, для детей, чьи родители трудились в заграницах. На лето интернат старались распустить, а учащихся определить к родственникам, если не было возможности для воссоединения семей. Ведь многие родители служили государству порой в таких тяжелых условиях, что отправлять им отпрысков было порой даже опасно. В нашем случае всё складывалось по-другому. Старшие брат с сестрой, сделав положенные в таких случаях прививки, подтянулись к нам в Дели. Брат Паша вернулся к сентябрю продолжать учебные занятия, так как он был мальчик и посчитали, что пропускать год ему будет не с руки. Тогда ему будет светить армия, если не сможет поступить в институт с первого раза. А так как он пошёл в школу рано, то у него было право на ошибку, и имелась возможность до своего восемнадцатилетия пробовать поступать ещё один раз. Сестре, как девочке, было по фигу на такие замороки. Ибо служба в армии ей не корячилась и поступай — не поступай куда хочешь всю оставшуюся жизнь. Потому родители, поразмыслив, оставили её при нас. К тому же жилплощадь позволяла, так как квартира наша числилась как трёхкомнатная. В Индии комнатами называют исключительно спальни. Гостиную и прочие помещения не считают. Поэтому на самом деле комнат было пять, если рассуждать по-советски. Три спальни, большой зал и как бы прихожая, в которой помещалось два дивана, куча шкафов и зеркал. Вот как раз эту комнату вкупе со смежным залом использовали приезжающие артисты, лекторы и даже сборная СССР по футболу в качестве гримёрки-переодевалки. Благо, далее при выходе из квартиры сразу располагался упомянутый мною ранее вход в зрительный зал. В этой же прихожей на диване ночевал и мой брат, пока три месяца гостил у нас. Сестре Татьяне, как девушке уже созревшей, выделили индивидуальную спальню. Такой же роскошью обладал и я, как старожил, наверное. У родителей, естественно, тоже имелась спальня отдельно от всех, уж себя-то грех обижать, а они являлись хозяевами жилья, хоть и временно. Дом наш был двухэтажным, улучшенной планировки, как принято говорить. Этажом ниже жил самый главный начальник посёлка — Владимиров. Папа являлся его непосредственным замом. Потому и вторая по комфортности квартира принадлежала нам. Вход был со стороны тихой аллеи, и окна наши выходили не к проезжей части, а в места спокойные, к забору упомянутого ранее дантиста-джанасанговца. С другой стороны дома также располагался подъезд с двумя квартирами, но там поселились люди рангом попроще, и окна