Луи Буссенар - Охотники за каучуком Страница 102

— Право же, не будьте наивным. Очевидно, в мозгу несчастных дикарей из поколения в поколение выработался страх перед кровожадным племенем, убивающим только ради убийства, подобно некоторым сектам в Индии. Под действием яда эта идея стала в их мозгу преобладающей, почти манией, и они решили, что превратились в канаемес. Виной всему страх. Он порождает самые невероятные галлюцинации. В этом, как мне кажется, логичное и простое объяснение.

— Как вы думаете, настоящие канаемес употребляют бишо, когда отправляют свои дикие ритуалы?

— Вы слишком многого от меня требуете, друг мой. Однако тут нет ничего невозможного. Не исключено также, что мы еще проверим это на деле. Во всяком случае, можно сказать, что прецеденты существуют. Разве не такое же действие оказывает индийская конопля[190], известная на Востоке как гашиш? Человек, опьяненный зельем, слепо выполняет любой приказ хозяина…

В эту минуту капитан прервал занимательную беседу.

Вода, по которой с трудом двигалась лодка, все заметнее светлела.

— Риу-Бранку, сеньор, — объявил мулат.

ГЛАВА 4

Тревога. — Нечаянная встреча. — Крушение. — Двое несчастных. — Шибе. — Маркиз готовит тоник. — Спасены! — Драма на Риу-Негру. — Бегство и покушение на убийство. — На мели. — Спасение шлюпа. — Полный назад! — Удар. — Все в порядке. — Бенто и Рафаэло. — Их история. — Буксир. — Уба. — Старая индианка и больной ребенок. — Помогите! — Загадочный разговор. — Амулет. — Сомнения сеньора Хозе.

Вчерашнее чудовищное опьянение, казалось, полностью выветрилось. Канаемес-любители, как их отныне называл Маркиз, чувствовали лишь легкое головокружение и некоторую дрожь в конечностях.

Тем не менее это не мешало им работать во всю силу, и даже за тех своих приятелей, кого они ночью, в порыве бешенства, под парами бишо, так бессовестно съели.

Слава Богу, что им не пришло в голову перерезать глотку самим себе и они ограничились лишь тем, что обглодали трупы убитых.

От одной этой мысли кидало в дрожь. Такой исход мог иметь для белых кошмарные последствия, первое и наиболее безобидное из которых — что они со своей лодкой застряли бы на очень негостеприимных берегах Риу-Негру.

Сегодня невозможно было поверить, что индейцы, покорные, флегматичные, работавшие добросовестно, но без энтузиазма, словно привыкшие к тяжелой ноше клячи, накануне представляли собой грозную опасность.

О канаемес речи больше не заводили. Краснокожие, похоже, просто позабыли об этом случае, как, кстати, и о дудочках из человеческих костей.

Однако успокоение, купленное ценой смерти троих индейцев, длилось недолго.

Лодка, которую подталкивали сзади и волокли спереди, вскоре вошла в широкое устье Риу-Бранку. И тут капитан заметил нечто, напоминавшее смертельно раненного кита. Бесформенная темная масса покоилась поверх густой тины довольно далеко, что не давало рассмотреть ее как следует.

Все насторожились. Пассажиры вышли из своих укрытий, не забыв прихватить оружие, и вместе с капитаном старались разглядеть таинственный предмет, по-прежнему остававшийся неподвижным.

Они медленно приблизились, и Маркиз, острому зрению которого поражались даже индейцы, заключил, что это паровой шлюп, севший на мель. Он уверил, что видит в хвосте топку. Однако лодка была сильно накренена, очевидно, из-за пробоины.

Подошли еще ближе. Сомнений быть не могло. Маркиз оказался прав.

Капитан взял курс прямо к месту крушения, зацепился с помощью ганчо за остов лодки и подтянулся, да так сильно, что послышался удар борта о борт.

Не теряя ни секунды, капитан прочно привязал свое судно и, в сопровождении Шарля, отправился на потерпевший крушение шлюп, где царила мертвая тишина.

На первый взгляд машина показалась им невредимой. Все было на местах, ни малейших следов разграбления.

Цинковый навес в полном порядке, только одна железная подпорка слегка погнута.

Не найдя с первого взгляда никаких указаний на причину катастрофы, капитан и Шарль продолжили осмотр, как вдруг до слуха их донеслись сдавленные стоны. Звук раздавался из крошечной рубки на корме.

Они осторожно подошли ближе и обнаружили на промокшем куске ткани двух связанных по рукам и ногам мужчин.

Разрезать путы, не дававшие пленникам вздохнуть полной грудью, вынести пострадавших на свежий воздух было для здоровяков секундным делом.

К ужасу своему, они увидели белых.

Несчастные совершенно обессилели. Ноги и руки их, грубо стянутые до того веревками, затекли; мутные, остекленевшие глаза ничего не выражали; губы посинели. Они едва-едва смогли прошептать слова благодарности.

По тому выражению искреннего сочувствия, которое бедняги заметили на лицах неизвестных людей, они поняли, что спасены.

Вскоре послышался стон:

— Пить!..

Шарль побежал к себе, размешал в котелке воду пополам с водкой, вернулся на борт шлюпа и заставил еле живых страдальцев выпить несколько глотков.

Мало-помалу тонизирующая смесь сделала свое дело.

По мере того как пострадавшие пили, щеки их становились розовее, взгляд приобрел осмысленное выражение, вернулся дар речи.

Когда голос окреп, они смогли громко произнести слова благодарности. Глаза их выражали смущение и невыразимое страдание.

— Да они умирают с голода! — осененный догадкой, вскричал Шарль.

— Вы, пожалуй, правы, сеньор, — отвечал капитан.

— В таком состоянии им нельзя есть что-нибудь тяжелое…

— Предоставьте это мне и не беспокойтесь. Я приготовлю шибе. Они без труда смогут проглотить это. Шибе подействует как самый наваристый черепаховый суп.

Приготовление шибе — дело простое и не требует особых кулинарных познаний. Все, что нужно — это котелок, пригоршня маниоковой муки грубого помола и немного воды. Размешивают муку в воде так, чтобы не получилось чересчур жидко. А потом пьют. Нашим гурманам[191] такое и не снилось.

Кушанье без вкуса и запаха, неясного желтоватого оттенка, напоминающего цвет древесных опилок. Зато легко усваивается и очень питательно.

Трудно придумать что-нибудь более подходящее для человека, умирающего от голода.

Шарль по опыту знал, что истощенным нельзя сразу перегружать желудок. Поэтому всеми силами уговаривал голодных потерпеть и дождаться того момента, когда можно будет подкрепиться чем-нибудь более существенным.

Индейцам вынужденное безделье пришлось по нраву. Случай позволил отдохнуть. Равнодушно взглянув на изможденных людей, они растянулись под жарким солнышком и заснули.